Характерник
Шрифт:
Шкуратов ехал на свою Родину. Там проживали его родные и родичи, которых было так много, что и не сразу упомнишь, кто кому кем доводится. Настроение приподнятое, хоть кратковременный, но все же, отпуск. Рядом с ним пацан, заметно переживает неизвестность будущего.
— Не переживай, Серега. У нас на Кубани жить можно, — подбодрил он мальчишку. — Если даже дальняя родня, все равно не бросят. Ты уже взрослый, приживешься.
Сергей промолчал. Он и так всю дорогу отмалчивался, односложно отвечая на вопросы, сам разговоров не заводил, держал все в себе. Когда заметил, что Шкуратов пристально вглядывается в степной пейзаж за стеклом, не слишком
— Ростовская область. Ты смотри, Серега, ветер ковыль волнует, словно волны на море перекатываются. А, вон, скифские курганы. Тысячи лет назад в этих местах царские скифы-сколоты кочевали. Правда, красиво?
— Красиво.
Чем дальше удалялись к югу, тем больше природа отличалась от пройденного пути. Поля засеяны, белые беленые хатки виделись издалека, высокие пирамидальные тополя у дорог приклеивали к себе взгляд. Накопившаяся за дорогу усталость брала свое, под монотонный стук колес Сергей проваливался в сон, а просыпаясь, опять погружался в невеселые мысли. Жалел себя, ощущая ненужность никому, свою сиротскую долю. И снова дорога отвлекала от мыслей. По вагонному коридору прошлась дородная тетка, проводница, оповещая о предстоящей остановке. Заглянув к ним в купе, мельком мазнув глазами на порядок, провозгласила:
— Ваша станция, мальчики. Сдаем белье и готовимся к выходу!
— Пора.
На пристанционной площади Сашка взял такси, раздолбанную «Волгу» желтого цвета, с шашечками на дверях. Советский офицер мог себе позволить такую роскошь. Узнав название станицы, водитель, пузатый дядька с седой, жесткой, как проволока шевелюрой, расплылся в понимающей улыбке.
— Ага, к деду нашему, к Матвей Кондратичу пожаловали.
Шкуратов хоть и был удивлен таким утверждением, но вида не подал.
— К нему.
Выруливая на шоссе, водитель словоохотливо продолжил разговор.
— Так это вам не в станицу, это к нему на хутор треба ехать. Али на ночевку зараз к кому определить, а опосля уже к деду?
— Вези сразу на хутор, — распорядился старший лейтенант.
— Ну-ну! Вам видней. Дед может и на порог не пустить. Своеобразный человек. Ха-ха! Старый черт. Помню, москвичей привез, так он им в калитку не дал зайти. Собака у него, волкодав, ростом с годовалого телка, так разорялась, чуть цепь не перегрызла. А, он вышел, кажет им: «Езжайте, откуда приехали. Нечего мертвякам у меня на дворе делать!». Не пустил, так ведь и уехали. А у вас какие проблемы, ежели не секрет?
— Да никакого секрета нет. По-родственному едем.
— Откуда это у колдуна родственники могли взяться?
— Какого колдуна? — спросил Сергей.
— Да, деда Матвея. Я не понял, вы разве не лечиться приехали? Это он у нас знаменитость всероссийская. К нему со всех концов страны болящие, словно пчелы на мед слетаются. И откуда, только знают, что есть такой?
— Езжай на хутор, батя, — проговорил Шкуратов. — Там видно будет.
У самого въезда в большую станицу, с покосившейся маковкой церкви виднеющейся на пригорке, таксист повернул вправо, вставая колесами на наезженный летник, змеившийся по степи. Провез мимо балки с нависшими над самой дорогой тяжелыми ветвями дубов, обогнул ее по самой кромке, и прибавив скорости, попылил вдоль русла неширокой реки, сноровисто несущей мутные воды.
— Кубань, мать казачья! — восторженно произнес Шкуратов, глядя на реку, поросшую по берегам камышом и осокой.
— Тю-ю, — глянул на офицера водитель. — А, ты разве наш? Кубанский?
—
— Земляк значит, — выворачивая руль и выезжая к деревянному настилу моста, произнес водитель. — Не, это не Кубань. Кубань по левую руку у самой станицы протекает, а это ее приток, Горлица. Речка так себе, виляйка, не на всех картах и название-то увидишь. От Кубани отпочковалась, да недалече и ушла, вон в плавнях и растворяется.
Проехав мост, оказавшийся на поверку довольно прочным сооружением, машина на первой передаче пошла на крутой подъем.
— А вот и хутор деда Матвея.
На миг над автомобилем пронеслась какая-то тень, прикрыв, словно туча дневное светило, и на лобовом стекле напротив водительского места, с глухим стуком расплылась уродливая пляма какой-то вязкой, желто-серой субстанции.
— А-а! Зар-раза!
— Это что было? — спросил Сашка, пытаясь, наклонившись рассмотреть через стекло, откуда такое добро свалилось, считай на голову.
— Дедов насельник это. Зараза! Ведь всего-то один раз и оскорбил его словами, а эта злопамятная скотина, теперь всегда обсирает машину. Вот, мыть придется!
— Да кто это был?
— Ворон у деда проживает, в рот ему ноги!
Дорога, поднявшаяся на возвышенность, привела прямиком к высоким воротам, выкрашенным зеленой краской, от которых в обе стороны расходился забор из плотно подогнанных друг к другу досок, совсем не похожих на горбыль. Из-за забора виднелась двускатная крыша дома с торчавшей над нею телевизионной антенной. На горизонтальной балке поверх ворот, приезжие хорошо разглядели уцепившуюся когтистыми лапами птицу черного цвета, с синеватым, металлическим отливом перьев, со светлой проплешиной на голове. Острый сильный клюв, совсем не малых размеров, заставлял призадуматься о последствиях от удара по голове таким предметом. Хорошо были видны и глаза пернатого сторожа, их радужная оболочка темно-бурого цвета, казалось, с насмешкой направлена на подъехавших к воротам.
— Ка-а-аг! Ка-аа-аг! Кр-рух! — громким трубным, гортанным голосом прокаркала пернатая особь.
Тут же из-за забора подала голос и собака хозяина хутора.
Таксист, развернув машину, стал напротив ворот на наезженное следами шин место импровизированной парковки.
— Приехали. Пора рассчитаться командир, с тебя червонец, как договаривались.
— Держи!
— Премного благодарен. Эх, люблю возить военных! Не жадные.
Быстренько разгрузив багажник, таксист, взмахнув рукой, сорвал с места машину, оставив приезжих стоять перед закрытыми воротами. Сергей поежился, глядя на приумолкшую птицу, размером с откормленную курицу, продолжавшую умным взглядом наблюдать за незнакомыми ей людьми. Во дворе раздался звук хлопанья двери, тяжелые, но отнюдь не стариковские шаркающие шаги приблизились к воротам, попутно басовитый голос произнес, обращаясь к четвероногой хранительнице подворья: «Что там, блохастая? Никак гостечки к порогу пожаловали?».
Напевное поскуливание, и калитка без скрипа распахнулась настежь, явив перед очи путников кряжистого великана, одетого в шаровары с красными лампасами по бокам, безрукавку поверх рубахи, на голове высокая баранья папаха. Окладистая густая борода и насмешливый прищур глаз, дополняли живописный внешний вид хозяина хутора. Увидав столь одиозную фигуру, совсем не вязавшуюся со временем развитого социализма, оба парня от неожиданности, в прямом смысле пооткрывали рты. Хмыкнув, дед первым заговорил.