Характерные черты французской аграрной истории

Блок Марк

В четвертой главе, посвященной сеньории XIV–XVIII веков, рассмотрены две основные проблемы: упадок сеньориальных доходов в XIV–XV веках и реконструкция сеньории в XVI–XVII веках. Автор начинает с утверждения, что кризис XIV–XV веков отнюдь не сокрушил «старой основы сеньории», что права сеньоров на крестьян и на их участки, по существу, сохранились вплоть до революции. Новым является лишь упадок сеньориальной юрисдикции и исчезновение серважа. Последний процесс Блок излагает на основе обширных данных, собранных им в книге «Короли и сервы» (Париж, 1920), и связывает его с развитием городов. Он подчеркивает интенсивность этого процесса вблизи больших центров и его замедленность в отсталых областях.

Очень много внимания Блок уделяет обеднению феодального дворянства. Первым этапом этого процесса он считает XIV–XV века, когда во всей Европе наблюдается экономический упадок и сокращение населения вследствие войн и эпидемий. Дворянство разорялось в результате обесценения денег, которое проявилось в XIV–XV веках в форме «ослабления» монеты,

то есть сокращения в ней доли драгоценного металла. Приводимый Блоком материал очень интересен, но автор, на наш взгляд, переоценивает его значение для решения проблемы в целом. Падение реальной стоимости денежного ценза, исследуемое к тому же вне общей картины развития товарно-денежных отношений, является, по мнению Блока, главной причиной ухудшения материального положения дворянства. Это слишком узкое, однобокое рассмотрение вопроса заслоняет от Блока картину развития товарного производства в крестьянском хозяйстве. Он лишь констатирует, что после Столетней войны крестьянам удалось сохранить наследственность своих держаний при уплате низкого ценза, и объясняет эту «удачу» крестьян тем, что они имели дело с ослабевшим феодальным классом. Однако сам факт подобного ослабления нуждается во всестороннем и более глубоком анализе, которого в книге нет.

В XVI веке разорение дворянства усилилось благодаря революции цен. Реальная стоимость денежного ценза катастрофически падает в результате обесценения самих драгоценных металлов. Массовая продажа фьефов приводит к обновлению феодального класса. Вместо старого дворянства в сеньориях появляются аноблированные выходцы из буржуазии и чиновничества. Главную перемену, происшедшую в сеньории в связи с переходом земельной собственности в другие руки, Блок совершенно правильно усматривает в восстановлении барской земли (домена), которая создавалась в XVI–XVII веках заново из скупленных крестьянских участков. При описании всех этих процессов Блок имел возможность опереться на обширный фактический материал, собранный в трудах французских историков. Следует указать, что многие исследования, появившиеся после 1931 года, когда вышло первое издание книги Блока, подтверждают и развивают дальше его положения. Однако, прекрасно описывая процесс «собирания» земли новыми дворянами, Блок уделяет очень мало внимания экспроприации крестьян. Отмечая причины, побудившие крестьян продавать свои парцеллы, — разорение в результате войны, трудности приспособления к денежному хозяйству, необходимость найти деньги для уплаты налогов и ренты и т. д., — он возводит их только к кризису кредита, к денежным затруднениям крестьян. Как и для всех буржуазных историков, для него не существует процесса первоначального накопления. В XVI веке он констатирует лишь количественные, а не качественные изменения. Именно это и не позволяет ему правильно решить поставленную им весьма важную проблему о причинах резкого различия в судьбах разных европейских стран, проявившегося в XVI веке. Он отмечает, что, в то время как в Англии и в странах Центральной и Восточной Европы домен поглотил или обескровил крестьянские держания и там было создано крупное барское хозяйство, во Франции этого не произошло. Однако коренной разницы между Англией и странами с крепостническим хозяйством Блок не отмечает, а разницу между Англией и Францией объясняет очень поверхностно — всего лишь различием в юстиции. Английские манориальные суды, еще очень прочные в XIV—XV веках, ущемляли наследственные права копигольдеров, в то время как во Франции королевские суды подточили сеньориальную юстицию и закрепили наследственность крестьянских держаний. Последняя настолько упрочилась, что французские сеньоры не смогли присвоить крестьянскую землю, тем более, что они не обладали политической властью наподобие джентри или юнкеров,-Французская абсолютная монархия смогла поэтому ограничить размеры «феодальной реакции» и не допустить обезземеливания крестьян. Эти суждения Блока кажутся поверхностными и неверными. В одном понятии феодальной реакции он объединяет такие разнородные по своему характеру явления, как английские огораживания, германское крепостничество, обновление французской сеньории. Его выводы к главе в целом очень узки. Все развитие аграрного строя в XVI–XVIII веках сводится для него, в сущности, ко вторичному появлению крупной земельной собственности, которой, по его мнению, суждено было пережить революцию без особого для себя ущерба.

Между тем приводимый в главе весьма интересный фактический материал позволяет сделать и многие другие наблюдения. Блок дает любопытный очерк увеличения сеньориальных поборов, отмечая, что это явление началось в основном с конца XVII века и получило особый размах с середины XVIII века. Тем самым определяется и период действительной феодальной реакции во Франции. Сведения о характере эксплуатации восстановленного в XVI–XVII веках домена говорят о преобладании испольщины (которую Блок объясняет всего лишь обесценением денег в XVI–XVII веках, не понимая ее истинной экономической природы, как переходной формы к [Капиталистической ренте), а также и о появляющейся с середины XVII века крупной капиталистической аренде. Таким образом, фактически Блок дает материал для изучения развития элементов капиталистического уклада во французском сельском хозяйстве еще задолго до «аграрной революции».

Гораздо удачнее пятая глава, Посвященная «социальным группам», то есть крестьянству. В сущности, это тоже глава об общине, как и вторая глава, но с иной тематикой, поскольку речь в ней идет уже не о различных севооборотах

и хозяйственных распорядках деревни, а о разложении манса, о сельских коммунах и общинных угодьях. Надо сразу же сказать, что Блок прочно стоит на почве марксовой теории и дает ряд убедительных решений, опираясь при этом на интересно подобранный фактический материал. Он очень пристально рассматривает структуру манса, отказываясь считать его порождением сеньории, то есть феодализма, и возводя его к более далекому, как он пишет — доисторическому, прошлому. Он настаивает на том, что не только сеньориальный режим, но и римская и франкская системы отнюдь не создали манс как хозяйственную ячейку. Они лишь использовали для своих целей уже имевшуюся систему. Блок очень точно описывает марковый надел (не называя его таким образом), не упуская ни одной из его характерных черт. Он предполагает, что первоначально манс представлял собой владение большой патриархальной семьи. По этому образцу были созданы и рабские мансы. На основе мансов были построены кадастры раннефеодального общества. Блок рассматривает судьбу манса в областях с различными типами полей, прослеживая и здесь в общем ту же взаимосвязь, что и при анализе типов севооборота во второй главе. Его.соображения по этому поводу заслуживают самого пристального внимания, а фактический материал — тщательного изучения.

Процесс разложения манса начинается, по мнению Блока, с VI века и в передовых областях Франции заканчивается к XII веку, когда окончательно восторжествовала парцелла. В других провинциях манс держался дольше. Разложение манса Блок ставит в связь с переменами во взимании феодальной ренты (не с манса, а: с отдельного хозяйства) и вообще с изменениями структуры сеньории. Он подчеркивает общеевропейский характер манса, но раннее его разложение считает особенностью французского аграрного строя. Следует сказать, что, проводя в этом плане параллели с Англией и Германией и отмечая их отставание, он снова забывает о Северной Италии, где и в этом отношении было много сходного с” Францией.

Основную причину разложения манса Блок видит не в развитии производительных сил, а в переходе от патриархальной семьи к отцовской. Он пишет: «Все превратности материальных сторон сельской жизни всегда были не чем иным, как отражением перемен, претерпеваемых человеческими группами». Следствие принято за причину, и попытка проанализировать проблему вновь оказывается безуспешной. Верны не коренные, а лишь частичные решения.

Очень интересен приводимый Блоком материал о длительном сохранении в глухих углах Франции большой семьи не только в XVIII веке, но и в наши дни.

При рассмотрении сельских коммун и общинных угодий Блок высказывает ряд весьма ценных соображений. Вопреки господствующему во французской буржуазной историографии мнению он рассматривает всю историю сельских общин, основанных на общности территории и общинных сервитутах, как единый непрерывный процесс. Он проводит прямую линию от общин франкского периода к сельским коммунам XIII века и последующих веков, когда они приобрели права юридических лиц. Никогда сельские коммуны не. были целиком поглощены сеньорией. Перерыв в X–XII веках является мнимым, ибо умолчание источников о коммунах объясняется всего лишь характером источников, поскольку в подавляющей своей части эти источники сеньориального происхождения.

Блок не только считает общину организующим началом сельских порядков, он указывает на ее непрестанную борьбу с феодалами. Коммуны заставили сеньоров признать свое право «а существование. Перечисляя все более или менее крупные крестьянские восстания во Франции с IX века до 1789 года, он называет их «звеньями одной длинной трагической цепи» и подчеркивает, что социальная система характеризуется не только внутренней структурой, но и реакцией на нее. Крестьянские восстания столь же неотделимы от сеньориального режима, как рабочие стачки от крупных капиталистических предприятий. Не понимая роли классовой борьбы как движущей силы исторического процесса, Блок считает, что почти всегда осужденные на разгром крестьянские восстания не могли привести к чему-либо прочному. По его мнению, куда большее значение имело неустанное стремление крестьян оформить свою организацию и заставить феодалов признать ее. Очень интересные страницы Блок посвятил истории оформления (отнюдь не создания!) сельских коммун и анализу их конфедераций, появившихся как на севере, так и на юге в связи с борьбой городов против феодалов. Все выводы по этому разделу главы представляются бесспорными. Автор отмечает, что сельским общинам понадобились века борьбы за свое признание, но разрешения на свое существование они не дожидались. Вся внутренняя жизнь деревни покоилась на базе этой крепко сколоченной группы.

С этих же убедительных позиций подходит Блок и к анализу общинных угодий. Он пишет, что в теории их использование регулировалось сеньором, на практике же это было делом всей деревни, основанным на тысячелетней традиции. Именно поэтому эти правила приобрели силу закона, и крестьяне проявляли при их защите непреодолимую сплоченность, сохранившуюся кое-где во Франции и до наших дней. Борьба за общинные угодья не прекращалась в течение всего средневековья и не раз приводила к восстаниям.

Блок решительно возражает против мнения (особенно отстаивавшегося Фюстель де Куланжем и его последователями), что общинные угодья искони составляли собственность сеньора. «Как будто, — восклицает он, — деревня неизбежно была моложе своего господина!» Он дает сжатый, но чрезвычайно интересный очерк истории узурпации общинных угодий, особенно с XVI века, и подчеркивает общеевропейский характер этого процесса.