Харбинский экспресс
Шрифт:
Дверь отворилась, и вошел пожилой китаец. С видимым трудом он нес широкую доску, уставленную дымящимися плошками, из-под крышек которых истекал восхитительно-ароматный пар.
— Твой Ю Фань просто кудесник, — сказал Грач. — Кстати, а куда подевался прежний повар?
— Ли Синь ушел от меня, — грустно сказал Чен. — Теперь он живет в большом доме, где много веселых женщин.
— Это где ж такой?
— В Модягоу.
— А! Заведение мадам Дорис! Понимаю. Значит, твой Ли Синь — любитель
— Ли Синь пошел туда не из-за женщин.
— Вот как! А ради кого?
— Он пошел к мужчинам.
Тут уж Грач искренне удивился.
— Быть не может! — воскликнул он. — Я помню его. Ведь он старик!
Чен грустно улыбнулся.
— Мой гость неправильно меня понял, — с достоинством ответил он. — В заведение мадам Дорис ходят мужчины, которые любят хорошую китайскую кухню. А Ли Синь — очень хороший повар.
— Да как же он туда попал?
— За него попросили.
— Кто?
— Доктор, который служит у мадам Дорис. Этот доктор тоже любит хорошую китайскую кухню.
Грач повертел головой.
— Хм, доктор… Кстати, как его имя?..
Китаец немного помедлил с ответом.
— Его зовут доктор Тетов.
— Тетов? — переспросил Грач. — Может, ты ошибаешься?
— Может быть, — согласился китаец. — Я думаю, его зовут Дитов. Нет, вот так: доктор Детов.
Грач вздохнул.
— А как же он узнал о твоем поваре?
— Доктор тоже любит хорошую китайскую кухню, — осторожно ответил Чен.
— Понятно. — Грач усмехнулся. — Значит, сей эскулап тоже посещал твой вертеп. И так возлюбил стряпню Ли Синя, что не захотел с ним разлучаться. Но как же ты согласился?
— Я добрый человек. Если меня хорошо просят, я редко отказываю. А Ли Синь просил очень хорошо.
— Да, Чен. — Грач засмеялся. — Ты сама сердечность. Мне порой кажется, что ты занят не своим делом. Не податься ль тебе в монахи?
— В монастырях живут жадные дураки, — спокойно сказал китаец, наблюдая, как повар расставляет блюда на столе перед ним. — Эти дураки только делают вид, будто ищут в нищете просветления. На самом деле от просветления они дальше других.
— Почему? — равнодушно спросил Грач.
— В своей нищете монахи все равно думают о богатстве. Больше ни о чем. Недаром говорят: не смотри на лицо монаха, а смотри на лицо Будды.
— А чьи лица видишь ты? Тех, кто валяется на циновках в этом твоем притоне?
В глазах китайца промелькнула черная вспышка. Он махнул рукой, и повар с поклоном выкатился в коридор.
— Люди, которых ты видел, живут плохо, — сказал он. — Но я помогаю им забыть о своих бедах. На время. Поэтому я занимаюсь очень полезным делом. Разве не так?
— Да, — легко согласился Грач. — Ты действительно очень
Чен улыбнулся и принялся перечислять:
— Вот лебединые крылья. Вот гнезда морской крачки. Горб верблюда с «серебряными ушками»… — говорил он, и пальцы его любовно касались глиняных судков.
— Однако! Твой повар угодил бы самому императору. А это? — Грач показал на отдельно стоящее блюдо, где в желто-коричневом соусе плавало нечто совершенно трансцендентное, украшенное кожурой лимона и лепестками хризантем.
— О! Это у нас называется «Битва дракона с тигром». Лесной полоз запечен в дикой пятнистой кошке. У змеи сперва вырезают кости и желчный пузырь, а кошку… как это?..
— Свежуют, — подсказал Грач.
— Да. Потом долго тушат в особом соусе, рецепт которого Ю Фань не скажет никому. Даже под пыткой.
— Ну, под пыткой-то, надо полагать, скажет, — заметил Грач, на которого описание блюда не произвело никакого впечатления. — Впрочем, мне все равно. У меня нет своего повара.
И принялся накладывать себе куски двузубой деревянной вилкой.
Только далеко за полдень, когда солнце, словно утомившись, укрылось лохматым облаком, Вердарский покончил с опросом поломойки и рассыльного. Оба жили у черта на рогах: одна — в районе Пристани, другой — вовсе на левом берегу, в Затоне. И оба нисколько не продвинули следствия.
Были они неграмотными, и в обиходе фамилиями постояльцев не интересовались. Гостей сплошь именовали «барами» и разбирали только по возрасту, телосложению и принадлежности к мужскому или женскому полу. А при более тонких расспросах получилась и вовсе чепуха.
Рассыльный, золотушного вида мальчишка лет одиннадцати, лишь плаксиво гримасничал и божился, что отродясь ничего не крал.
С поломойкой вышло иначе, но все равно нескладно.
Толстая молодуха с плоским конопатым лицом на все расспросы отвечала глупым хихиканьем, то и дело поглядывая на лоб Вердарского. А потом вдруг не к месту заявила, что к ней «сам Аркадий Христофорович ходют чай пить, и оченно бывают довольны».
— Кто это? — не понял Вердарский.
Выяснилось: Аркадий Христофорович — околоточный надзиратель и большой любитель чая с ежевичным вареньем. Настолько большой, что наведывается через день, будто по расписанию. И даже пару раз катал молодуху на коляске (надо полагать, в благодарность за приятственное времяпровождение).
Рассказывая о коляске околоточного, молодуха весьма откровенно рассматривала стоявшего перед ней полицейского. А потом бесстыже дала соскользнуть с плеча платку, наброшенному на голые плечи.