Харбинский экспресс
Шрифт:
— Послушайте! Помогите хоть за околицу выбраться. А дальше мы сами. И учтите: если откажетесь, считайте, договора нет.
— Вот пес шебутной! — сдавленно выругался рябой. — Нельзя нам с хворым вязаться, караульщики наблюдут.
— А взвар ваш хвалёный?..
— Взвар? Оно, конечно… Ох, бычачье у тебя упорство. Ладно, — решился рябой. — Но лишь до плетня, а там… Ну, пойду сторожей угощать.
Угощение затянулось на час. Павел Романович стал уже думать,
Сам он быстро справился с путами на ногах. Но остался на месте — ждал.
Наконец рябой воротился.
— Давай, что ли, — сказал торопливо. — Вон уж, белизь над лесом высветилась…
И в самом деле: далеко на востоке в небе появилась слабая, жемчужного отсвета, трепещущая полоска.
Позади, у догорающего костра, вповалку спали стражники.
Павел Романович поднялся, разминая ноги. Пальцев он почти что не чувствовал. Но рябой не смотрел на его упражнения — он подобрался к колоде и затаился, прижался к земле, похожий на крупного двуногого волка.
Только собрался Дохтуров последовать за ним, как уловил в стороне, у костра, какое-то движение. Будто тень промелькнула. Но небольшая, для взрослого человека ростом мала.
«Лель? Нет, тот будет пониже. Или ребенок? Но откуда здесь взяться ребенку?»
Дохтуров отвернулся и осторожно направился вслед за рябым.
…Пленники у колоды большею частью спали. Плохо спали, смятенно. Слышались вскрики, тревожное бормотание. Дышали тяжело, как в лихорадке.
— Который? — спросил рябой.
— Вот тот.
Ротмистр сидел неподвижно, запрокинув голову. Вновь шевельнулось сомнение — жив ли?
Рябой склонился над ним:
— Дышит. Бери, что ли, вашбродь… да, а ножик-то возверни. Так будет верней…
Он перерезал на ротмистре веревки. Потом ухватил Агранцева под мышки, Дохтуров взял за ноги. Голова ротмистра как-то ненатурально моталась на мускулистой шее.
Потащили.
Каждую секунду Дохтуров ждал, что раздастся вздорный голос жены инженера. Но та спала. Или не решилась вмешаться.
«Неужели вот так и уйдем? В самом деле? Получается слишком просто. Роман, да-с, натуральный роман, в жизни так не бывает…»
Рябой глянул через плечо.
— Ты чего там бормочешь?
Но Павел Романович не стал отвечать.
Никто их не остановил. Выбрались с хутора, встали.
— Может, до перелеска? — спросил Павел Романович.
— Вот те шиш.
Рябой сложил из пальцев дулю и предложил ею полюбоваться.
— Видел? То-то. Я свой уговор выполнил. Теперь твой черед… Эх, не вовремя!
Последнее замечание относилось к полному
— Ну, мне-то все равно, — сказал рябой. — Твоя забота. Счастливо добраться, вашбродь.
— Постараюсь… Постойте, что вы делаете?
— Контрибуцию ищу, — ухмыльнулся рябой, шаря у ротмистра по карманам. Выудил серебряный портсигар, прикинул на руке. — Зазря я, что ли, старался? А ему все одно — без надобности…
Ситуация складывалась отвратительная. Способа удержать рябого от мародерства Павел Романович не видел. Наверняка «дидов» племянник при случае не замедлит пустить в ход револьвер. Чего ему стесняться? Мало ли что золото! Оно ведь еще где-то в Харбине. А тут — прямая пожива.
Скрипнул Павел Романович зубами, сказал:
— Ну, все уже?
— Не… Щас. Ого, какая рыжуха!
Рябой держал на ладони золотую цепочку, с которой свисал нательный крест ротмистра.
Дохтуров вскочил на ноги:
— Прочь руки!
— Остынь, — ответил рябой.
Тут Павел Романович заметил, что «дидов» племянник держит крестик в левой руке, а в правой — револьвер. И направлен ствол в его сторону.
— Оф-фля, — вдруг раздался чей-то знакомый голос.
Несмотря на дефект речи, Дохтуров тут же этот голос узнал. А вот рябой — нет. Да и не мог он его знать, потому что видел ротмистра первый раз в жизни. И, как оказалось, в последний.
Когда Агранцев произнес свое искаженное «опля», рябой перевел на него взгляд.
И тут ротмистр ухватил рябого обеими руками за уши. Со стороны могло показаться, будто ротмистр собирается расцеловать «дидова» родственника.
Но Агранцев, понятно, целоваться не стал. Вместо этого приподнялся навстречу и с силой ударил рябого лбом точненько в нос.
Этот удар совершенно потряс «дидова» племянника. Он упал прямо на ротмистра. Тот ловко, кошкой извернулся и, оказавшись сверху, ухватил рябого за шею. Рванул в сторону-вверх. Как-то хитро рванул, с вывертом.
Раздался сухой щелчок — будто сучок обломился.
— Занавес, — сказал ротмистр.
Все произошло быстро. Так, что Дохтуров не успел ни вмешаться, ни даже слова сказать.
— Зачем? — наконец спросил он.
— Чтоб он нас не убил, — ответил Агранцев.
— Вы ничего не знаете. Этот солдат хотел нас спасти.
— Сомневаюсь. И он никакой не солдат… Слушайте, развяжите же мне ноги! — сказал ротмистр. Четкость речи к нему возвращалась с удивительной быстротой.