ХАРЬКОВ 354-286
Шрифт:
– Список личного состава вы получите на выходе из кабинета. Затем, у дверей наркомата вас будет ждать автомобиль, который и отвезёт к новому месту службы.
Михаил Ильич Кошкин лежал в больничной палате и смотрел в окно, за которым на ветке растущего рядом с больничным зданием дерева, весело чирикал воробей. Кошкину хотелось стать птицей, для того, что бы прилететь в Харьков, и хотя бы одним глазом взглянуть на своё детище, которому он отдал все свои силы. Прошло уже больше двух недель с тех пор, как он оказался в Московской больнице. Его сюда доставили для проведения операции по удалению лёгкого из-за того, что, по словам врачей, другие средства были бессильны. Но, почему-то, операция откладывалась с каждым днём, а состояние больного, между тем, всё не улучшалось...
Уже прошла неделя, с того момента, как Михаил Ильич должен был оказаться на операционном столе, но врачи пока хранили молчание. Да и письма с завода перестали приходить. Кошкин уже начал было думать что, на заводе про него забыли. Хотя 21 июня, в пятницу, его навещал Александр Морозов, находящийся здесь в командировке для сравнительных испытаний Т-34, БТ-7М и немецкого среднего танка Т-3. С тех пор у Кошкина не было посетителей, и наблюдение за весёлым и жизнерадостным воробьём было сейчас единственным, что подымало настроение руководителю конструкторского бюро завода N183
Непроизвольно Михаил Ильич тал вспоминать последние годы своей жизни. Как он в рядах Красной Армии воевал под Царицыным и Архангельском. Как был ранен. Как пошёл учиться в Москву в Коммунистический Университет имени Свердлова. С улыбкой вспомнил о том, как работал начальником кондитерской фабрики, да было и такое в его биографии. Затем работа в парторганах и учёба в ленинградском Политехе. Когда он, ещё будучи студентом, пошёл работать в конструкторское бюро Ленинградского Кировского Завода и понял, что это его призвание. С головой окунувшись в работу, поучаствовал в разработке первого советского танка с противоснарядным бронированием. На тот момент являющегося прорывом в отечественном танкостроении. А затем Харьков. Тяжёлые времена. Принял завод практически обезглавленным. Его предшественник был арестован. Но всё равно все неприятности были преодолены, и ему удалось отстоять и построить свой танк. Потом были испытания и мартовский пробег их Харькова в Москву. Условия были тяжелейшими. В одном месте на очень узком мосту пришлось снимать с танков всё что можно, для того чтобы они вписались в ширину моста. Ремонт производили на ходу своими силами из запасов деталей взятых с собой из Харькова. Спешили успеть на Финскую войну, а оказалось зря. Когда приехали в Москву, узнали, что война уже кончилась. Уже на обратном пути, Кошкину пришлось лезть в реку, участвуя в вытаскивания оттуда упавшей тридцатьчетвёрки. Вернувшись в Харьков, просто было не до лечения - нужно было срочно организовывать производство. И вот, теперь, он лежит и смотрит на воробья. Хорошо ещё, что жена, Вера Николаевна, поехала вслед за мужем в Москву и периодически навещала Кошкина в больнице. Именно её визиты, вместе с дочкой Лизой радовали Михаила и вселяли надежду на выздоровление.
Нет, всё-таки не стоит становиться птицей. Ещё можно что-нибудь сделать, может ему повезёт, и он ещё вернётся в строй.
Кошкин и сам не заметил, как задремал. Разбудило его деликатное покашливание медсестры в палате - ему как очень важному пациенту выделили одноместную палату, хотя он и не хотел этого.
– Михаил Ильич, просыпайтесь.
– Что случилось, Соня?
– К вам приехали товарищи из НКВД, они хотят побеседовать с вами.
– Что ж, пусть заходят, - разрешил Кошкин, а сам подумал о том, что даже если бы он запретил им зайти, то ничего бы от этого не изменилось.
В комнату вошли два человека. Один в форме c двумя ромбами в малиновых петлицах, соответствующим званию старшего майора госпезопасности, а второй с тремя шпалами в петлицах, означающими капитана.
– Спасибо, девушка, что провели, можете быть свободны, - сказал старший майор.
Соня посмотрела на Кошкина, тот сделал движение глазами, что да, можешь идти. Тогда девушка попрощалась и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
– Михаил Ильич, моя фамилия Кожухов, и я бы хотел вам предложить сегодня же вылететь в Харьков, - начал старший майор. Если вы согласитесь, то вылет состоится как только вы соберётесь.
– Почему такая спешка?
– Дело в том, что по нашим сведениям, помочь вашей болезни смогут только в Харькове, куда буквально недавно завезли новейшее медицинское оборудование, аналогов которого нет в СССР.
Кошкину показалось странным, что в Харьков оборудование завезли, а в Москву нет, но спорить с товарищами из НКВД он не рискнул.
– Хорошо, я согласен. Поставьте в известность главврача. Но ведь в Москве остаётся моя семья, как быть с ними?
– Он уже в курсе, и дал своё согласие, - улыбнулся Кожухов, - а по поводу ваших близких, к сожалению, пока мы имеем указания перевезти их в Харьков, но могу вам обещать, что в ближайшее время они смогут вернуться.
Оперативно работают, - подумал Кошкин, - наверное, и моё разрешение спрашивали только для проформы.
– Раз вы согласны, то сейчас медсестра принесёт вашу одежду, оденетесь, и можно будет ехать.
– Только дайте мне бумагу, я бы хотел написать письмо жене о том, что я улетаю в Харьков, - попросил Кошкин.
– Хорошо, сейчас вам её принесут, - Кожухов подал знак капитану, после чего тот подал Михаилу Ильичу лист бумаги из планшета.
– Рысенко, возьмите у товарища конструктора письмо и позаботьтесь о том, чтобы адресат его получил.
– А как же конверт?
– удивился Кошкин.
– Наша служба может обойтись и без конвертов, - улыбнулся Кожухов. А затем, после паузы, добавил, - Михаил Ильич, перед тем, как мы поедем в Харьков, я должен задать вам несколько вопросов. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, не замечали ли вы ничего необычного среди медперсонала перед тем, как вас перевезли в Москву?
– Нет, ничего особенного я не видел, - ответил Кошкин после пяти минут раздумий, - разве что, мой врач, который должен был меня оперировать, неожиданно тяжело заболел за неделю до операции. Вот и пришлось в Москву ехать.
– То есть, вы хотите сказать, что если бы ваш хирург не заболел, то операция прошла бы в Харькове?
– Я, честно говоря, не был уверен, что на весь Харьков был только один квалифицированный хирург, но, тем не менее, было решено, что лучше операцию проводить в Москве.
– Михаил Ильич, а не могли бы вы сказать, кем это было решено? Это очень важно.
– Насколько я знаю, был консилиум врачей. Которые и пришли к такому решению. Да и я считаю, что данные должны быть в моей медкарточке.
– Ладно, спасибо за сотрудничество. Рысенко, позовите медсестру, пусть несёт одежду.
После того как Кошкин при помощи Сони надел принесённую ей одежду, Кожухов с Рысенко помогли ему добраться до ожидавшей их перед входом в больницу санитарной машины. Несмотря на сопротивление Кошкина, уложили его на носилки, и выехали на аэродром. Несмотря на то, что на улице была страшная жара, машина ехала с закрытыми окнами. Причиной были опасения, что пациента может просквозить, а это в его состоянии было практически смертным приговором.