Харон
Шрифт:
— Вы мне как платить станете? Раз в месяц или понедельно? Лучше понедельно. Как в Штатах. А могу и за каждое отдельное дело.
— В Штатах понедельно во времена Тома Сойера платили, — сказал Михаил машинально. — Погоди, дружок, за что тебе платить?
— Вы же меня информатором берете? Берете ведь? Я многих знаю. Где кто чем промышляет. В лицо в основном, но я покажу…
— Стасик, — сказал Михаил, — ты очень хороший и правильный мальчик. Ты знаешь, что такое занятие называется стукачеством?
— Это называется добровольный помощник
— А знаешь, что с такими добровольными помощниками делают криминальные элементы?
— А вы меня защитите.
— Стасик, ты не за того меня принимаешь. Я заезжий турист. Итс май ласт визит ин ёр экселенц кэпитэл-сити…
Михаил осекся. Над Воробьевыми горами на той стороне Москвы-реки не торчал шпиль Университета. Едва-едва различалась нитяная коробочка верхушки большого трамплина вровень с кромкой Смотровой площадки, а дальше, до самого рыхлого серого неба — ничего. Ну вот…
— Стас, сто баков за консультацию. Посмотри туда. Ничего особенного не замечаешь? Что-нибудь лишнее, новое, чего раньше не было, или, наоборот, чего-то не хватает?
Старательный Стасик, наморщив лоб, несколько раз повернул голову направо и налево.
— Нет, все на месте, ничего не прибавилось, не убавилось. Ландшафт без изменений.
— Любо-дорого с тобой, схватываешь на лету и рапортуешь отчетливо. Ну а Университет? Где он? МГУ. Высотка. Гордость минувшей эпохи. Разве ему не полагается стоять вон там?
— Университет? Так ведь он, это… в центре. Около Манежа, с «Националем» рядом. Тут его никогда не было.
— Так, ясненько. А как же станция метро? Станция есть такая? По этой линии, по красной? «Спортивная», «Ленинские горы», а за ними — «Университет». Так?
— Да нету такой станции. И Ленинские горы закрыты. — Стасик чуть отодвинулся. — Вы правда, что ли, турист?
— Правда, — сказал Михаил, лихорадочно думая о другом. Его, в общем, не очень потрясло. Он был готов.
— Гуд бай, Стасик. Хэв э найс дэй. Что-то меня не в ту сторону тянет… Спасибо, ты мне помог. Передай брату, чтоб выдумал чего-нибудь получше. С кистенем в подворотню. Или пусть на хакера выучится, если очень умный, оно прибыльнее.
«Станции метро нет, значит, и выходов с нее нет. Выходов нет — мог и весь район измениться. Изменился район — изменились и дома. И квартиры. И Инка… Вот что значит отлынивать от работы, пес».
— Сто долларов, — лаконично напомнил Стасик. — Ведь я ответил.
— А умыл бы я тебя вон в той луже? — Не станете. Люди вокруг, я на помощь позову. Я маленький.
— Маленький, у тебя полна пазуха того, подделка чего преследуется по закону. Там написано, даже не очень мелко.
— Ничего у меня нет. — Стасик распахнул полы курточки. — Есть немного долларов, но это не запрещено. Они настоящие.
Михаил увидел, оглянувшись вокруг, несколько больших пластиковых ведер для мусора. Пакет с деньгами в каком-нибудь из них. Когда успел, спрашивается.
— Вы слово дали, — сказал смиренно пай-мальчик Стас.
— Ну,
— У меня уже есть пятьдесят. И… я почти уверен был. У вас лицо хорошее, доброе. В психологии тоже приходится разбираться, — добавил он, солидно пряча деньги. — Так мы не договоримся насчет работы?
— Не договоримся, уж извини.
Он чуть было не брякнул шоферу: «К метро «Университет». Хотел сказать: «К цирку», но здесь тоже можно было наколоться. Велел ехать на Ломоносовский. Адрес удивления не вызвал, таксист даже уточнил, куда на Ломоносовском. «Отсюда ехать — будет налево. Я покажу».
— Михаил, о Господи!
— Ну, ну, Инесс. Подумаешь, небольшая заминка, чуть припоздал.
В машине он увидел, сколько времени.
— Михаил Александрович… — Игнат поднялся из кресла. — Вы не вышли на связь, я не мог усидеть один. После всех событий…
— Каких событий?
— Михаил, по телевизору только и говорят. Газеты…
— Мир в волнении, Михаил Александрович. Инна ничего не говорит, но, может быть, вы поясните?
— Мы тебя ждали, ждали. Я извелась просто. Ждать, знаешь, хуже нет.
— Есть. Хуже — догонять. Я знаю. Игнат, никогда не поминайте всуе слово «мир». Слишком оно многозначно. Там собрались? Отлично, можете передать, мы едем. Но сперва… назовите мне, где находится Университет. Территориально в городе.
— На Ленинских… на Воробьевых горах. — Инка.
— Моховая. — Игнат. Пояснил: — Я журфак заканчивал. — И с удивлением посмотрел на Инку.
— Вот так, Инесс. Нет Университета на Воробьевых. И не было никогда. Никто не помнит, кроме нас с тобой. Знакомая ситуация, угу?
— Кроме нас с тобой… — растерянно проговорила за ним Инка.
— Михаил Александрович, подождите, я чего-то не понял?
— Игнат, сколько в Москве высоток? Этих, сталинских? Навскидку, быстро.
— Пя… пять.
— Теперь пять. Две жилых, две гостиницы, МИД, а Университета, что последним возводили, — пшик. Стерся. Будто проект только на бумаге остался, как
и те, что похерены в связи с почившим вождем. Нет, Игнат Владимирович, это не заскок, шизофрения мне, к сожалению, не грозит.
— А почему — Университет? — быстро спросила уже освоившаяся Инка. — Вот просто нет его — и все? Его одного?
— А почему левое ухо первым отрезают? Потому что два сразу чересчур, а с какого-то надо начинать. Кто сказал — его одного? В Нью-Йорке, может, «Эмпайр» пропал, в Париже — Эйфелева башня, у нас — райцентр Задрищинск в Урюпинской области, в географии — остров Тасмания, с неба — созвездие Персея, из математики — теорема Евклида… В информвыпусках вам об этом не скажут. Знаете пример для дошколят — если пока ты спал, все предметы выросли в десять раз, все-все, и ты тоже, то, проснувшись, ты ничего и не заметишь. Ладно, меня это сейчас не интересует. Собирайтесь, собирайтесь, закройте рты. Упрел я уже, жарко.