Харон
Шрифт:
Роман говорил правду. Вчера в седьмом часу вечера, когда Михаил вошел в телефонную будку на углу рядом с трамвайным кругом у метро «Университет» и исчез из нее, Роман почувствовал сигнал и сейчас же «включился», чтобы узнать подробности нового посещения Аггела, считать новый «след». Дотошный Олег, что находился рядом безотлучно, выспросил все и сегодня отправился в город, на улицу Старый Гай. Он прогулялся вдоль торгового центра, где смог уловить подробности, заставившие его содрогнуться. Он даже поднимался к процарапанной Филипповыми когтями двери. В квартире за дверью «след»
Он очень старался составить собственное мнение, с кем же им приходится иметь дело. У него ничего не получалось.
— Судя по вашим впечатлениям, профессор, Гость — еще и ликантроп? — прикрывая зевок, промолвил Алан. — Человек-волк. Что-то в этом роде. Человек ли? Волк ли? Что вы говорите?
Олег стиснул зубы, на язык попали табачные крошки. Ох этот Аланчик! А сам тоже хорош — позволил себе отвлечься, потерять нить. Имея Алана под боком, ни на миг нельзя терять сосредоточенности — пролезет в волосяную щель, из пятерых самый тонкий восприимец ментала, когда тот хоть едва приоткрыт.
Учитывая то, что подавляющее большинство людей не только не владеют хотя бы примитивными навыками психической обороны, но и не имеют о ней вообще никакого представления, понятно уважение и суеверный страх перед Аланчиком крупнейших воротил наркобизнеса среднеазиатских стран, прежде входивших в состав СССР. Среди этих мафиози Аланчик имел легендарную кличку Рентген.
— Не думаю, что все так просто, — ответил за Олега Роман. — Самое неприятное для всех нас то, что Гость — кто бы он ни был — вернулся. И возвращаться продолжает. Днями я уже знакомил вас в деталях с прошлогодними событиями. Теперь нам в точности известно о его гибели в конце прошлого года…
— Мнимой.
— О нет, самой настоящей. Факт зафиксирован, и не только свидетельскими показаниями, протоколами и прочим. Существует даже место захоронения, и там действительно лежат его останки. Проверено.
— Но информация стирается?
— Кое-что мы все же сумели отыскать и сохранить, — сказал Марат Сергеевич. — У себя в институте мы работаем и в этих направлениях тоже. Пантелеймон Григорьевич обратился ко мне лишь в августе, поэтому многого, разумеется, мы не спасли.
— Необходимые оперативные мероприятия также помог осуществить Марат Сергеевич, — прогудел Пантелей.
— То, что смерть Гостя подтверждена на обычном уровне, еще ничего само по себе не говорит. А вот то, что она закреплена в астрале, в чем вы могли убедиться самостоятельно, когда я дал вам координаты входа…
— Это тоже ничего не говорит. — Антонина презрительно скривила губы. — Можно подумать, вам никогда не приходилось иметь дела с… с подобными явлениями. В конце концов, когда я работаю со своими медиумами, вызывая ушедших… Не вижу разницы.
Роман переглянулся с Олегом. С Антониной именно поэтому было очень трудно находить общий язык. Обладая огромной суггестивной силой, она начисто отметала всякую теорию, не желая
Называемое в просторечии спиритизмом или, иначе, «разговором с духами» действие становится возможным только в случае, если «дух», «душа» еще не сделалась принадлежностью единой Над-системы, именуемой, также для простоты, мировым астралом. Причем совершенно безразлично, сколько времени прошло здесь, среди живущих. Ведь для «душ» времени не существует, для них есть только состояние. «Связанное» — в носителе, теле, «свободное» — без него. «Принятое» и «непринятое» — это уже свидетельство ее взаимоотношений с астралом…
Но если сущность оказывается «принятой» (людям в Мире никогда не узнать, что это означает и как выглядит), закрепленной в непредставимых слоях, сюда ей не появиться, не возвратиться ни под каким видом.
Гость же — возвращался.
Зачем… или за кем?
Олег незаметно поежился, чуть кивнул Роману. Что, мол, тут сказать? Объяснять Антонине, что не стоит гнать коня по кочкам ночью, он отчаялся.
— Конечно, — вдруг густо сказал Пантелей, — я не ручаюсь за абсолютную точность, но «Мир магии, мир сверхъестественного прекрасен тем, что дает возможность многие проблемы и беды предотвратить, а если вы уже… э-э… столкнулись с трудностями, то исправить их». Или — преодолеть, не помню. Тоня, я не очень наврал?
— Что ты имеешь против моей рекламы?
— Упаси Бог, ничего. Но, по-моему, Роман хочет сказать, что с Гостем у нас брезжит шанс самим убедиться, так ли прекрасен тот мир? Я правильно тебя понимаю, Роман? Все твои экивоки, что ты плетешь нам едва не полгода?
— Совершенно точно.
Снова повисло нехорошее молчание. «Конечно, — подумал Олег. — Табу. Никто не хочет называть вслух то, чем мы в сути своей занимаемся и чем это может быть чревато. Если не воевать, то хотя бы отсидеться в одиночку. Как мы привыкли».
— Послушайте, коллеги, — сказал он. — Мне кажется, мы уклоняемся. Нет смысла гадать, поскольку уже через час мы сможем выяснить… ну, что сможем. Гость недаром идет на встречу с нами, думаю, он и сам имеет что нам предложить.
— Или всех нас, разом, — сказала обидевшаяся на Пантелея Антонина. — Если мы так уж мозолим ему глаза. Только вы имейте все в виду, с моими ребятками не шутят. Против них лекарство, как против атомной бомбы, — падать головой от взрыва и тихо ползти на кладбище. Я их специально проинструктировала.
— Надлежащие меры все приняты, — заверил Роман.
— Я думаю, каждый из нас проинструктировал своих, — сказал Алан, непринужденно улыбаясь.
Роману непроизвольно вспомнился телохранитель изящного, чтобы не сказать тщедушного, Алана. Монголоид двухметрового роста, с обводами броненосца и переливчатый, как ртуть. Сейчас он сидел через стену воплощением Будды, а когда Роман водил Алана по комнатам и залам особняка, гигантский Будда не то чтобы ходил по пятам, а как бы возникал за плечом хозяина, стоило тому остановиться. Самого движения Роман не улавливал.