Харьюнпяа и кровная месть
Шрифт:
4. Сашка
Состязаясь со смертью, оставалось только бежать: чумп-чумп-чумп… И прерывающееся дыхание, и улица, качающаяся под ногами. И сердце, которое колотится, и разъедающий глаза пот. И страх, что вот они сейчас выскочат, схватят его и закричат:
— Сашка!
Он был еще жив. Он не умрет… Не должен…
Сашка ускорил бег, хотя ему было уже совсем плохо. Он добежал до улицы Наместника — большой, яркой, с мчащимися по ней машинами. Здесь он осмелился оглянуться — никто его не преследовал, полицейских машин не было видно.
Выбиваясь из сил, Сашка добежал до перекрестка и свернул направо по главной магистрали. На минуту мелькнула мысль, что здесь он лучше защищен, но тут же пришла другая: это не так — слишком много белобрысых его видело. Им хватит того, что цыган бежал — Сашка шкурой чувствовал, как они всегда готовы свалить на него любую вину, а уж теперь, в темноте, почти ночью, тем более. Они заранее уверены: он что-то натворил, — и тут же позвонят плоскостопым. Надо добраться до дому. Как можно скорее. Хорошо бы поймать такси.
Только теперь Сашка вспомнил. Дрожащими пальцами он расстегнул ворот и вытащил цепочку. На ней висел маленький золотой крестик, полученный от матери — Хулды; он зажал его в кулаке и торопливо продолжал путь, держа руку на шее.
— Господь всемилостивый, пошли мне такси…
Хулда много раз говорила, что Бог помогает человеку. Но никогда ничего такого с Сашкой не случалось. После смерти Манне, три с лишним года назад, Хулда стала немножечко того, он хорошо помнил отца, ему было тогда тринадцать. Бог поможет и дозволит свершиться только тому, что человеку положено, — так говорила теперь Хулда.
Но Фейю все-таки застрелили.
Когда раздался выстрел, Сашка был на другом конце двора и сразу все понял — ведь им столько раз угрожали. Стрелявших он не видел. Только Фейю — он попытался метнуться куда-нибудь в безопасное место, но не смог, упал. Сашка хотел подбежать к Фейе. Но все бросились навстречу ему, толкались, орали и давили, словно обезумевшие животные.
— Сашка, иди домой, расскажи, — еле выдохнул Фейя, задыхаясь от боли и пытаясь вытащить из заднего кармана пистолет, чтобы отдать брату. Но не смог — сил не хватило. И Сашка тоже не смог взять, потому что подошли белобрысые.
— Это были Вяйнё и Онни, — совсем тихо сказал Фейя. — Из семейства Кюести, Вяйнё — его сын… знай это, Сашка… — Больше он ничего не сказал, только смотрел на него черными, мягкими, точно бархатными, глазами, на его шерстяном свитере появилось вдруг у груди красное пятно, которое все расплывалось и расплывалось, а Фейя уже неподвижно лежал на спине.
— Фейя!..
На глаза у Сашки навернулись слезы. Фейя лежал такой одинокий и такой израненный. Он был замечательным братом, ведь именно он объединял их всех, хотя Хулда и считает, что это их с Калле заслуга. Но они уже старые, пусть себе так и думают. Фейя им и Злючку купил — как с ней теперь быть? Кто ее отремонтирует? А когда у него хорошо шла торговля, он, бывало, плеснет Старине Калле вина в кружку с кофе, и потом они поют какую-нибудь цыганскую песню.
Что сказала бы Хулда? И Калле? И Орвокки — тем более что она опять в положении, хотя это еще и не заметно. Ноги Сашки молотили землю, сердце билось, в горле свистело.
Такси! Оно еще далеко, но едет сюда, и на крыше горит желтый огонек — значит, свободно. Сашка выскочил на середину мостовой и дико замахал руками, всхлипывая от облегчения. Это был красный «мерседес», он приближался. Водитель заметил Сашку, зажег сигнальную лампочку и подъехал к обочине. Сашка подбежал к машине. Открывая дверцу, водитель согнулся. Сашка схватился за ручку.
— Погоди-ка! — сказал таксист, и Сашка понял, что он разглядывает его, заметив, как Сашка вспотел и как тяжело дышит. Это был молодой парень со светлыми усами, прыщавый. Вдруг лицо его приняло новое выражение — такое, какое у них всегда бывает, когда они видят цыгана, — казалось, он надел маску, глаза стали какими-то рыбьими. Он даже не дал открыть дверцу. — Чего тебе?
— Подвезите!
А чего это у тебя такой вид, точно ты от кого-то удираешь? Натворил чего?
— Нет, нет, боже упаси! Мне просто домой надо!
Сашка стал нетерпеливо перебирать ногами, не в силах успокоиться, руки его тоже двигались, стараясь открыть дверцу.
— Не дергай, приятель! Признавайся — чего натворил?
— Ничего. Добрый господин водитель, мне надо ехать, я ужасно тороплюсь…
— А деньги у тебя есть?
— Есть. Нет… они остались у Фейи. Но Хулда заплатит, когда мы приедем, она обязательно заплатит, поверьте, добрый господин водитель…
— Как же — Хулда заплатит, а Аллан даст моей лошадке сена… Пардон, у меня уже есть заказ.
— Неправда! У вас огонек горит и счетчик не включен…
— Промой уши, парень. Я сказал — у меня заказ.
Водитель захлопнул дверцу, и Сашка едва успел отдернуть пальцы. Он снова схватился за ручку, но таксист нажал на кнопку — дверной замок щелкнул, потом он погасил огонек и включил счетчик.
— Я нуждаюсь в помощи! Фейю застрелили… они и меня поймают!..
Сашка держался за ручку и стучался в стекло, он побежал рядом с машиной. Водитель прибавил газ, машина набрала скорость, Сашка споткнулся, руки обожгла боль, и он шлепнулся посреди мостовой. Такси удалялось, оставляя за собой шлейф черного дыма.
На другой стороне дороги остановилась зеленая «шкода». В ней сидели мужчина и женщина, они с удивлением смотрели на Сашку, но из машины не вышли. Сашка с трудом встал на ноги и захромал в сторону «шкоды»; колено саднило, но хуже всего было ладоням — асфальт оставил на них множество ссадин. Водитель опустил окошко.
— Вы видели? — всхлипнул Сашка.
— Да нет. Мы остановились посмотреть, что там с такси непонятное… Случаются ограбления…
— Вы заметили его номер?
— Не обратили внимания. Ни к чему было… не хочется впутываться.