Хасиб и Царица змей
Шрифт:
– О да, учитель. Хотя ты сам ее мне никогда не рассказывал.
– Ну что ж, тогда я слегка дополню твои знания. Я избрал себе врага много лет назад – врага сильного, бессмертного и бесконечно опасного. Ею стала Царица змей. Долгие годы посвятил я изучению змеиного языка – ибо таковой существует, и с его помощью подданные этой ужасной владычицы могут общаться между собой. Кроме того, я изучал свойства ядов, строение тел этих подданных. Я собрал все мифы о ней, дабы найти в них зерно истины. И найдя – о, конечно, разве могло быть иначе – я стал готовиться к битве с Царицей, изобретая оружие, которое могло бы уничтожить
Хасиб кивал. О да, он уже знал эту историю – должно быть, в их уютном городке лишь сам Саддам не ведал, что его почитают не только за ум и знания, но и за удивительное мужество – ибо избрать такого врага может лишь человек воистину бесстрашный и решительный. Меж тем учитель завершал свой рассказ.
– Сколько длилось наше сражение, сказать я затрудняюсь. Ибо подданных Царицы оказалось необыкновенно много, а коварство ее – более чем необозримо. Сотням и сотням смертельных укусов мог я противостоять, ибо создал и ежедневно принимал универсальное противоядие. Сотням и сотням бросков я противостоял с клинком, подобным тому, что ты держишь на коленях. Сколько подданных Царицы полегло в день той схватки, я не знаю. Думаю, что это исчислялось тысячами. Но, увы, я мог противостоять всему, кроме коварства. Ибо именно коварным смертельным укусом в затылок сразила меня сама Царица. И лишь женское упрямство оказалось сильнее ее яда, до того мига считавшегося непобедимым. Вот такая история, мой мальчик. И теперь, вновь возвращаясь к твоему вопросу, я могу честно ответить – увы, я не уверен, что желаю подобной участи любому из своих учеников.
– И потому ты не учишь своих учеников тому, что знаешь лучше всего?
– Скорее, мой мальчик, я знаю достаточно много для того, чтобы выучить своих учеников, сделав их достойными и сильными людьми, и при этом не погрузить их в мир бесконечных сражений с заведомо более сильными врагами.
– А если твои ученики… твой ученик изберет такую же высокую цель?
– Что ж, если это случится, я постараюсь дать ему столь много, сколько будет в моих силах.
– Но, наверное, проще было бы отговорить?
– Мальчик мой, быть может, я не самый умный в мире человек. Но я уже давно понял, что отговаривать кого-либо от чего-либо так же бессмысленно, как избавляться от пустыни, складывая песчинки в мешок. Если человек что-то для себя решил, – учитель сделал ударение на последнем слове, – то решение это куда тверже скал. И потому, конечно, я не стал бы отговаривать, как не отговаривал в свое время отец и меня, когда узнал о моей решении.
– Но если я тоже принял такое решение? Если я тоже мечтаю стать великим колдуном? Ты научишь меня?
Почтенный Саддам рассмеялся.
– Ох, Хасиб, это не то решение, о котором мы с тобой только что говорили. Но если ты твердо решил, что твой удел – магия, а не помощь отцу, я буду учить тебя вещам, о которых мы не говорили прежде. И не потому, что ты хочешь быть великим колдуном. А потому, что ты хочешь быть кем-то. Подобный выбор я тоже уважаю.
– Тогда, учитель, я прошу тебя, сделай меня магом – ибо я хочу этого.
– Да будет так, – склонил почтенный Саддам
Макама двенадцатая
Услышала эти слова и Царица змей, прекрасная Анаис. О да, она знала, что ее враг остался жив – об этом ей многократно доносили соглядатаи, которых она оставила у места решительного и последнего, как ей казалось, сражения. Но знала она и то, что он лишен всякой магической силы. А знания, которые остались при нем, должны, подобно раскаленным клещам, жечь его душу, раз за разом напоминая о том, что он мог и чего лишился. Увы, как бы ни были мудры дети Повелителя гигантов, но им не дано было понять, что человек учится всегда, что мудрость, обретенная даже в результате поражения, оборачивается в оружие против того, кто такого человека поверг наземь.
О, юноша был куда мудрее наставника. Он не кричал на всех углах, что избрал врага, он не говорил, что хочет отомстить за учителя, он лишь еще более усердно учился, теперь не разделяя знания на простые и магические, безусловно нужные и почти ненужные. Он поглощал сведения как губка, накапливая их столь же ретиво, как иной богатей копит золото или драгоценные камни.
Учитель радовался его несомненным успехам и поражался тому, сколь быстро знания покоряются юноше. Но Хасиб все время был недоволен – ему казалось, что учитель кривит душой, когда хвалит его, что никаких успехов нет.
Да и как ему было понять, стал он уже чародеем или еще не стал? Ведь флейта по-прежнему отказывалась сама петь в его руках, книги не летали по душной комнате, как не летали, сколько мальчишка ни пытался их заколдовать, даже обыкновенные лягушки, зачастую первые жертвы и неопытного лекаря, и начинающего мага.
И чем больше старался Хасиб, тем меньшими были его успехи (во всяком случае, так думал он сам). От этого юноша становился все раздражительнее, все меньше верил он словам учителя, все чаще проверял то, что можно было бы смело принять на веру. И все больше замыкался в себе и своем свирепом желании стать великим колдуном.
Саддам, конечно, видел это, но не пытался что-либо изменить. Ибо прекрасно понимал, что любые слова будут восприняты в штыки, а любая похвала тут же будет осмеяна. И потому он лишь задавал Хасибу все более трудные уроки, придирчиво проверяя их исполнение. Быть может, он был даже избыточно усерден в этом.
Так, в тяжких трудах и почти полном молчании, миновал еще один год. Потом пролетел и еще один. Хасиб из милого мальчишки превратился сначала в неуклюжего подростка, а потом и в привлекательного юношу. Ростом он уже превосходил своего отца, силой почти сравнялся с ним, но по-прежнему считал себя плохим и нерадивым учеником, достойным лишь окрика, но никак не похвалы.
Все изменил один дождливый день. О да, даже в городках, что стоят у самого края пустыни, порой случаются дожди. А дождь, что в этот весенний день упал на город, смело можно было бы назвать настоящим водопадом.
Потоки воды проникали во все щели, насыщали землю, умывали растения и поглощались всем живым. Не радовались этому лишь обитали нор – ибо потоп лишил их крова и выгнал из уютных глубоких подземелий. Десятки и сотни пауков, змей, земляных мышей и сусликов метались под непрекращающимися потоками воды в поисках сухого островка и, быть может, спасения от неминуемой смерти.