Хасидские предания
Шрифт:
ность, с которой он относился к самому себе: подготовить подо-
бающую каввану к тому часу, когда душа отделится от тела.
Друг равви Аарона, Шнеур Залман, говорил о нем, что он был
воистину источником Божественной любви и что всякого, кто
слышал молитву равви Аарона, наполняла любовь к Богу. Но
картина станет полной только тогда, когда мы вспомним слова,
которые сказал тот же Шнеур Залман после смерти равви Аарона
о том великом страхе перед
любовь была плодом его страха перед Богом, ибо только через
великий страх - какой был основным чувством равви Аарона
– можно достичь великой любви. Кто не испытывает этого
страха, не любит по-настоящему великого и грозного Бога, но
творит для себя какого-нибудь ничтожного идола. Одно из изре-
чений правнука равви Аарона, последовавшего по стопам предка,
гласит: "Страх без любви несовершенен; любовь без страха
– ничто". Этот мир, в котором мы живем, является местом, где
через страх можно достичь любви и где страх и любовь слиты
воедино. Вот почему в другом изречении правнука равви Аарона
говорится: "Этот мир - низший и в то же время - самый
возвышенный из всех".
Среди учеников Великого Маггида равви Шмелке из Никольс-
бурга был проповедником par excellence*; не тем проповедником,
который увещевает, как это делал в молодости равви Михал, но
проповедником per se*. Проповедь была его подлинной стихией,
потому что равви Шмелке верил, что слова, вызванные в нас
Богом, обладают способностью изменять людей; он никогда не
отрекался от этой веры, даже перед лицом явных разочарований.
Он считал проповедь действием, возвышающим молящихся до
высшего уровня чистоты. В своих проповедях равви Шмелке
постоянно требовал от молящихся двух вещей: во-первых, пото-
ками своей любви они должны смыть все разделяющие их стены
и объединиться в истинное собрание верующих, чтобы пригото-
вить место для союза с Богом; во-вторых, они должны отделить
свои молитвы от собственных индивидуальных воль и сосредото-
чить все силы своего существа на желании, чтобы Бог объединил-
ся со Своей Шехиной. Именно в таком духе равви Шмелке сам
молился, именно с таким священным стремлением возносил ду-
шу до состояния экстаза; поэтому посреди молитвы он иногда
забывал, что полагается говорить и делать, и начинал петь новые
мелодии, до того неслыханные. Равви Шмелке оставил свою
конгрегацию в Польше и уехал в Никольсбург, в Моравию,
в общину, которая очень негативно относилась к хасидам. Такой
человек, как равви Шмелке, не мог не вызвать там постоянных
и разнообразных нападок. На многих он все же оказал сильное
воздействие благодаря своему духу, всегда открытому и привет-
ливому, однако большинство членов общины, которых он пытал-
ся отговорить от привычного им образа жизни, делали все им
доступное, чтобы создать в своей общине невыносимые условия
для равви Шмелке. Существует множество версий истории о том,
как равви Элимелек, младший товарищ Шмелке по Дому Учения
Маггида, посетил его в Никольсбурге и в грубой, но выразитель-
ной проповеди сказал бюргерам, что они - слишком плохие
пациенты для такого прекрасного доктора, как равви Шмелке,
так что сначала он, Элимелек, цирюльник, выпустит им немного
крови*. В следующий момент равви Элимелек, внимательно
посмотрев сначала на одного человека, потом на другого, пове-
дал им все об их тайных страстях и прегрешениях. Сам равви
Шмелке никогда этого не делал, потому что слабость человечес-
кая не имела в его глазах большой важности. Главным его
отношением ко всем людям, в том числе и к врагам, была
любовь, необъятный поток любви, о котором он проповедовал.
Дом Учения равви Шмелке в Никольсбурге со временем стал
одним из главных центров хасидского движения. Равви Шмелке
оказал огромное влияние на учеников и друзей, а через них - на
бесчисленное множество других людей.
В противоположность равви Шмелке, равви Мешуллам Зуся,
известный под именем равви Реб Зише, был особого рода правед-
ником, жившим среди людей. В довольно поздние времена, в тес-
ных рамках небольшого восточного гетто, в его лице вновь
появился "юродивый", "дурачок Божий", специфический персо-
наж, известный из легенд китайских буддистов, суфийских преда-
ний и историй про учеников Св. Франциска Ассизского. Впрочем,
фигуру равви Зуси можно интерпретировать и как своеобразный
восточноевропейский еврейский тип бадхана, шута, в основном
встречавшегося на свадьбах, но в облике этого равви превратив-
шегося в святого. Перед нами человек, который, вследствие своей
непосредственной связи с Богом, нарушает нормы и правила
социальной жизни, хотя и продолжает при этом активно участ-
вовать в делах окружающих его людей. Он не порывает с общи-
ной; он просто отстраняется. Его одиночество перед лицом веч-