Хайди, или Волшебная долина
Шрифт:
— И прошу вас, передайте тысячи приветов господину доктору, я очень-очень ему благодарна!
Хайди отлично помнила, как ночью он сказал: «Завтра все будет хорошо!» И вот пришло завтра, и Хайди не сомневалась, что без доктора тут не обошлось.
Наконец девочку усадили в карету, поставили туда же ее корзину и корзинку с провизией, и Себастиан тоже уселся рядом. Господин Зеземанн ласково крикнул на прощание:
— Счастливого пути!
И карета тронулась. А вскоре Хайди уже сидела в вагоне поезда и крепко держала на коленях свою корзину, опасаясь даже на минутку выпустить
— Себастиан, а бабушка Петера не умерла?
— Да нет, — успокоил ее Себастиан, — будем надеяться, что она в добром здравии.
Хайди снова впала в задумчивость. Только иногда заглядывала в корзинку, потому что больше всего ее занимала мысль, как она выложит на стол перед бабушкой белые мягкие булки. После долгого молчания она опять сказала:
— Ах, Себастиан, если бы я могла точно знать, что бабушка еще жива!
— Да жива она, жива, — сонным голосом отозвался Себастиан. — Поживет еще, чего ей не жить-то!
Немного погодя Хайди тоже сморил сон. После прошлой беспокойной ночи она поднялась ни свет ни заря и сейчас крепко заснула. Проснулась Хайди лишь оттого, что Себастиан начал ее трясти и приговаривать:
— Пора вставать! Пора вставать! Нам выходить, уже Базель!
На другое утро они поехали дальше, и путь был неближний. Хайди снова держала на коленях свою корзину и ни за что не соглашалась отдать ее Себастиану даже на время. Сегодня она и словечка за всю дорогу не проронила, ожидание с каждым часом делалось все нестерпимее. И вдруг, когда Хайди наконец задумалась о чем-то другом, кто-то вдруг громко произнес:
— Майенфельд!
Она тут же вскочила, и Себастиан тоже вскочил, несколько ошарашенный. И вот они с вещами стоят на перроне, а поезд идет дальше. Себастиан проводил его унылым взглядом, куда приятнее было бы катить беззаботно на поезде, чем тащиться невесть куда, да еще и на гору лезть! Наверное, в этой полудикой, по представлениям Себастиана, стране это трудно и опасно. Он настороженно огляделся, у кого бы спросить дорогу в эту самую Деревеньку. Неподалеку от вокзала стояла тощая лошаденка, запряженная в небольшую телегу. Какой-то широкоплечий мужчина грузил на телегу большие мешки, которые привезли сюда на поезде. Себастиан подошел к нему и спросил, как найти верную дорогу к Деревеньке.
— Здесь все дороги верные, — буркнул тот.
Тогда Себастиан спросил, как лучше туда пройти, чтобы не сверзиться в пропасть, и к тому же как доставить в Деревеньку тяжеленный чемодан. Мужчина окинул взглядом чемодан, словно смерил глазами его тяжесть, потом сказал, что может взять его в телегу, потому как он едет как раз в Деревеньку. Так, слово за слово, они договорились, что этот человек возьмет не только чемодан, но и девочку. А вечером кто-нибудь отведет ее из Деревеньки на пастбище.
— Я и одна дойду, я эту дорогу хорошо знаю, — вставила Хайди, внимательно прислушивавшаяся к разговору.
У Себастиана камень с души упал, когда он понял, что ему не надо карабкаться в гору. Он с таинственным видом отозвал Хайди в сторонку и передал ей письмо для дедушки и тяжелый пакет. Он пояснил, что пакет — это подарок господина Зеземанна и его следует спрятать на самое дно корзины, под булки, чтобы, не дай Бог, не потерять. А то господин Зеземанн жутко рассердится и никогда уже не подобреет, пусть барышня хорошенько это запомнит.
— Я ничего не потеряю, — заверила его Хайди и спрятала пакет на самое дно корзины.
Наконец чемодан погрузили на телегу, Себастиан поднял Хайди с ее корзиной и посадил на козлы, пожал на прощание руку и еще раз наказал не спускать глаз с корзины. Хозяин телеги стоял неподалеку, и потому Себастиан соблюдал осторожность, так как сознавал, что обязан был самолично доставить девочку до места. Хозяин уселся рядом с Хайди, и телега покатила в сторону гор. Себастиан, радуясь, что удалось избежать опасного лазания по горам, сел возле здания вокзала поджидать поезд в обратную сторону.
Хозяин телеги оказался пекарем из Деревеньки, который вез домой мешки с мукой. Он никогда не видел Хайди, но, как и все в Деревеньке, много слышал о девочке, что жила у Горного Дяди. Знавал он и родителей Хайди. Он живо смекнул, что это та самая девочка, о которой было столько разговоров. Его только немного удивило, что она так скоро вернулась домой. И он завел с Хайди беседу:
— А ты, часом, не та девочка, что жила наверху, у своего деда, Горного Дяди?
— Да.
— Выходит, плохо тебе в городе пришлось, коли ты в такую даль вернулась?
— Нет, мне совсем не было там плохо. Никому на свете не может быть так хорошо, как мне было во Франкфурте.
— Так какого лешего ты оттуда сбежала?
— Я не сбежала, мне позволил господин Зеземанн, иначе я бы не приехала.
— А чего ж ты все-таки вернулась, пусть даже тебе разрешили, а не осталась там, коли там так хорошо?
— Потому что мне ничего этого не надо, я хотела только назад в горы, к дедушке.
— Небось, как попадешь туда, по-другому заговоришь, — пробурчал пекарь. А самому себе он сказал: «Все-таки это странно, надо бы выяснить, что к чему».
Вслух он больше ничего не сказал и начал насвистывать. Хайди озиралась вокруг, и от волнения ее била дрожь, когда она видела знакомые деревья у дороги. Над ними высились зазубрины горы Фалькнисс, казалось, они приветствуют свою старую добрую подружку. И Хайди отвечала им. С каждым шагом лошади волнение девочки нарастало, она готова была спрыгнуть с телеги и бежать что есть сил, покуда не доберется до дому. Но она осталась тихо сидеть на телеге, и внутри у нее все дрожало.
И вот, едва часы в деревне пробили пять, они въехали в Деревеньку. Телегу тут же обступила толпа женщин и ребятишек, потому что чемодан и девочка сразу привлекли всеобщее внимание. Каждый хотел знать, откуда, куда и к кому едет девочка с чемоданом.