Хайди, или Волшебная долина
Шрифт:
Солнце уже не припекало, как летом, и девочке пришлось отыскать в шкафу свое платьице, чулки и ботинки.
С каждым днем воздух делался все свежее, и, стоя под елями, девочка чувствовала, что ее продувает насквозь. И все-таки она вновь и вновь возвращалась туда, она просто не могла усидеть дома, когда в елях завывал ветер.
А потом совсем похолодало, и Петер, приходя по утрам за козами, то и дело дул себе на руки. Но и это продолжалось недолго. Однажды ночью выпал обильный снег, и утром кругом было белым-бело, и на деревьях не осталось ни единого зеленого листочка.
В это утро Козий Петер не явился, и Хайди, как зачарованная, смотрела
Снегопад уже прекратился, и дед принялся расчищать снег вокруг дома. Он набросал две огромные кучи снега, так что казалось — хижину сторожат снежные горы. Но зато окна и двери были теперь свободны, и это было прекрасно!
Когда под вечер Хайди с дедом сидели у окна, каждый на своем трехногом стуле — дедушка давно уже смастерил для внучки такой же стул, как у него, — на крыльце вдруг раздался громкий топот, и дверь распахнулась. Это был Козий Петер. Однако он вовсе не из озорства так топал у порога, просто сбивал снег с ботинок. Он весь был в снегу — ведь ему пришлось пробиваться через заносы. В дороге снег налипал на него и накрепко примерзал. Но мальчик не сдавался, ему необходимо было сегодня же повидать Хайди, с которой он не встречался уже целых восемь дней.
— Доброго вечера! — сказал Петер с порога и прямиком направился к очагу. Больше он ни слова не произнес. Но лицо его лучилось радостью, оттого что он, наконец, добрался до места.
Хайди не сводила с него изумленных глаз — стоя совсем близко к огню, Петер начал мало-помалу оттаивать и вскоре уже напоминал маленький водопад.
— Ну, что скажешь, козий генерал? Как дела? — спросил дедушка. — Ты теперь остался без армии, и настала пора грызть карандаш?
— А почему это он должен грызть карандаш, а, дедушка? — спросила охваченная любопытством Хайди.
— Зимой он ходит в школу, — объяснил дед. — Там детей учат читать и писать, что порой нелегко дается, вот и приходится грызть карандаш, это здорово помогает, правда, генерал?
— Правда, — подтвердил Петер.
Хайди вдруг страшно заинтересовалась школой и буквально засыпала Петера вопросами, что там да как. За этим разговором, в котором Петер волей-неволей принял участие, прошло довольно много времени, и он успел обсохнуть. Мальчику вообще было очень трудно облекать свои мысли и представления в подходящие к случаю слова, но особенно тяжко ему пришлось сейчас, потому что едва он успевал кое-как, с грехом пополам, ответить на один вопрос, как у Хайди наготове были уже два или три новых, совершенно неожиданных вопроса, да еще таких, на которые не ответишь междометием, а надо, хочешь не хочешь, складывать целую фразу.
Во время этой беседы дедушка сидел совсем тихо, только уголки рта иной раз подрагивали от смеха — верный признак того, что он внимательно слушает.
— Ну что ж, генерал, ты, можно сказать, побывал под огнем неприятеля и теперь нуждаешься в подкреплении, пошли, да не отставай на марше!
С этими словами старик поднялся и достал из шкафа еду для ужина, а Хайди пододвинула стулья к столу. У стены стояла лавка, тоже сработанная дедушкой. С тех пор как у него поселилась Хайди, он стал то тут, то там устраивать какие-то сиденья на двоих, потому что Хайди все время старалась держаться поближе к дедушке, сидел ли он, стоял или шел куда-нибудь. Таким образом, сейчас всем троим было куда сесть. Петер вытаращил свои круглые глаза при виде большущего куска вяленого мяса, который дед положил ему на толстый ломоть хлеба. Давненько мальчик так не ужинал. Когда с чудесной трапезой было покончено, за окном уже стало смеркаться и Петер собрался в обратный путь. Сказав «Доброй ночи» и «Спаси вас Бог!», он направился к двери, но вдруг обернулся и добавил:
— Я еще приду, в воскресенье, стало быть, через восемь дней, а ты должна сходить к бабушке, она велела.
Для Хайди это явилось опять чем-то новым и интересным — подумать только, она должна к кому-то пойти! Уже наутро первыми ее словами были:
— Дедушка, мне обязательно нужно вниз, к бабушке, она меня ждет.
— Сейчас слишком много снегу навалило, — возразил дед.
Но эта мысль накрепко засела в голове у Хайди. Бабушка велела ей передать, что она должна пойти к ней! Дня не проходило, чтобы она по пять-шесть раз не приставала к деду:
— Дедуля, мне надо вниз, к бабушке, она меня ждет! Мне, правда, надо к ней!
На четвертый день, когда ударил такой мороз, что сухой снег громко скрипел при каждом шаге, а солнышко смотрело в окно прямо на высокий стул Хайди, которая как раз завтракала, девочка вновь обратилась к деду:
— Ну уж сегодня, дедушка, я непременно должна пойти к бабушке, она уже так давно ждет.
Старик встал из-за стола, поднялся на чердак и принес вниз большой мешок, служивший Хайди одеялом.
— Ну пошли! — сказал он.
Вне себя от радости девочка выбежала из хижины на улицу, в блистающий снежный мир. В старых елях сегодня было совсем тихо. На их разлапистых ветвях лежал ослепительный снег, и все кругом искрилось и сверкало. Захваченная этой красотой, девочка воскликнула:
— Дедушка, дедуля, иди скорей сюда! Смотри, сколько на елках серебра и золота!
Дедушка пошел в сарай и вынес оттуда санки. С одной стороны к ним была приделана палка, при помощи которой, сидя на плоском сиденье, можно было задавать санкам нужное направление, упираясь в снег то одной, то другой ногой. Налюбовавшись по требованию Хайди заснеженными елями, старик уселся на санки, посадил девочку впереди себя, укутал ее поплотнее в мешок, чтобы не замерзла, крепко прижал к себе левой рукой, а правой взялся за палку и оттолкнулся обеими ногами.
Сани с такой скоростью понеслись с горы, что Хайди почудилось, будто она, точно птица, летит по воздуху. Девочка завизжала, и тут же сани остановились точнехонько перед хижиной Козьего Петера.
— Ну, теперь ступай в дом, а как начнет темнеть, выйди опять на дорогу.
Он повернулся и пошел обратно, волоча за собою сани.
Хайди храбро открыла дверь и вошла в хижину. Она попала в кухню, черную от копоти, где стояли плита да небольшая полка с мисками. Девочка увидела еще одну дверь, открыла ее и очутилась в тесной горнице. Это не была пастушья хижина, как у ее деда, где имелись только одна большая комната да чердак, нет, это был старый крохотный домишко, где все было тесным, узким и убогим. Едва ступив в горницу, Хайди очутилась возле стола, за которым сидела женщина и штопала Петерову фуфайку. Хайди сразу эту фуфайку признала. А в углу за прялкой сидела маленькая сгорбленная старушка. Хайди мгновенно все сообразила, подошла к старушке и сказала: