Heartstream. Поток эмоций
Шрифт:
Она выходит на лестницу — и все, момент упущен.
— Спальня твоих родителей прямо по коридору? — спрашивает она. Я киваю. Из ее горла раздается радостное бульканье.
— Я была бы счастлива познакомиться с ними. Мама и папа Эми Беккер, подумать только!
Я была бы счастлива познакомиться с ними. Эта жуткая женщина говорит так, будто она моя подруга и я пригласила ее на чай.
Она входит в комнату мамы и папы и начинает рыться в их шкафу. Просматривает содержимое старых папок для документов на верхней полке. Перебирает пальцами жемчуг моей бабушки,
Она достает горсть маминых украшений, и, помимо бурлящего гнева, в груди затеплилось что-то другое — надежда.
Из-под клубка бус и цепочек показался черный прямоугольник: старый мамин телефон.
«Мы же не заблокировали сим-карту», — подумала я, и сердце внезапно забилось быстрее. Скорее всего, он разряжен, но по всему дому есть зарядные устройства.
Полли замирает, и я вместе с ней, запоздало опустив взгляд на свои руки, если вдруг глаза выдали меня. Пальцы Полли обмякли и бросили украшения обратно на туалетный столик вместе с телефоном. Ее взгляд остановился на свадебных фотографиях моих родителей. Она держит снимок мамы с сияющей улыбкой на фоне летних деревьев.
Она колеблется с почти озорным выражением на лице, затем тремя быстрыми шагами пересекает комнату, подходит к платяному шкафу, швыряет кучу папиных костюмов на кровать и с победным рыком находит болеро цвета слоновой кости, которое мама надевала на свою свадьбу. Она пытается натянуть его на жилет с бомбой. Тлеющий уголь внутри меня разгорается в пламя, когда я слышу треск швов.
— ПРЕКРАТИ! — я кричу на нее. — ХВАТИТ!
Она виновато замирает, словно зверек, которого поймали роющимся в мусорном баке, и я тоже замираю, наблюдая за тем, как ее рука тянется к детонатору.
— Ох… прости, — бормочет она. — Я просто… Извини.
Она возвращает порванное болеро на вешалку и даже пытается надеть на него пакет из химчистки, но сдается, когда тот запутывается в проводе.
— Прости, — повторяет она. И сильно краснеет. Наклонив голову, чтобы избежать моего взгляда, она выбегает из комнаты.
Я жду крика, угрозы, требования показать ей достопримечательности чертовой мансарды, но ничего не происходит.
Она оставила меня одну.
Я подскакиваю к туалетному столику и сметаю с него драгоценности и фоторамки. У меня, вероятно, есть всего пара секунд, но если я смогу спрятать телефон в своей одежде, то в следующий раз, когда она потеряет бдительность, я смогу…
Но я сбавляю темп, руки замедляются, пробираясь сквозь жемчуг, убирая в сторону флаконы духов. Я заглядываю в полную пыли и паутины щель между туалетным столиком и стеной на случай, если он упал туда, но его там нет.
Я стою, моргая и сглатывая, внутри меня что-то обрывается. Я ищу в последний
Но маминого телефона больше нет.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Кэт
Как обычно, я гляжу на свое отражение в причудливом медном дверном молотке Эви, прежде чем нажать на звонок. Я переодела школьную форму в туалете McDonald’s на главной улице, и хотя мой наряд не выглядит эффектно (джинсовая юбка и майка, а не глаз тритона и палец мертворожденного ребенка), я выгляжу хотя бы чуть более взросло, более презентабельно. Даже сейчас, спустя три года после того, как Эви впервые пригласила меня в свой особняк с четырьмя спальнями на окраине Клэпхем Коммон, это по-прежнему похоже на аудиенцию.
Тогда я знала ее только как Teenage Petrolhead, всемирно известную и одновременно сохранявшую анонимность. Она оставила ссылку на мой фанфик в своем тамблере с более чем полумиллионом подписчиков, и моя страничка просто взорвалась, словно исландский-вулкан-с-непроизносимым-названием-нарушивший-все-международное-авиасообщение. Я была в восторге. Я чувствовала, что мое будущее наконец-то наступило.
После бессонной ночи я все еще отвечала на комментарии за завтраком, когда получила от нее личное сообщение. Я прочла его и расплескала молоко и хлопья по всему столу. Она приглашала меня на чай.
Удивительно, как мало изменилось с тех пор. В то время, возможно, сухость в горле была сильнее, дрожала я чуть больше, но руки по-прежнему блестят от пота, и я все так же пропускаю уроки, чтобы оказаться здесь. Биология. Сейчас я едва справляюсь с программой, но я ни разу не отказывалась от приглашений Эви. Я ужасно боюсь, что перестану их получать.
— Белая лошадь! — восторженно приветствует меня Эви еще до того, как открывается дверь. Она, как обычно, в пижаме. Это одно из наших неписаных правил: я наряжаюсь для Эви, она не наряжается для меня. В этот раз на ней розовая пижама с маленькими желтыми бегемотами. Она похожа на гигантскую упаковку мармелада. Но макияж ее безупречен, иного я и не помню.
Как и всегда, в уголке ее рта торчит сигарета. Давно забытое смущение напоминает о себе судорогой в животе, когда я вспоминаю слова, сказанные мной лично Teenage Petrolhead в нашу первую встречу:
— Твои родители разрешают тебе курить в доме?
— Родители? Ты очаровательна. Как ты думаешь, сколько мне лет?
Меня еще в гробу будет передергивать от ее смеха.
— Ну и холод, — говорит она, втаскивая меня через порог, обратно в настоящее. — Тащи сюда свою задницу.
Она закрывает дверь, прижимается к ней спиной и заговорщическим шепотом спрашивает:
— Ты уже видела?
Мгновенный панический инстинкт подсказывает мне все отрицать, поэтому я начинаю говорить «нет», слишком поздно осознаю, что она точно мне не поверит, и в итоге говорю:
— Нееесомненно. Несомненно. Видела, да. Конечно. Я видела.
Она внимательно смотрит на меня:
— Что это было?
— Я мало спала, — говорю я ей, что, по крайней мере, правда.
— А когда ты не спишь, ты превращаешься в персонажа из оперетты Гилберта и Салливана?