Хедлайнеры
Шрифт:
В итоге убыточные проекты замораживались, а сам Макс сознательно уходил в идеологический андеграунд. Он стал нелюдим, игнорировал прямые эфиры и пресс-конференции, отказывался от интервью и фотосессий.
Дело дошло до того, что когда Фадеев продинамил презентацию своего нового проекта “Монокини”, я отнесся к этому вопиющему саботажу с неземным спокойствием. И даже зачитал на пресс-конференции мифическую телеграмму, якобы присланную нам из Праги: “Поздравляем группу „Монокини“ с рождением первого ребенка. Желаем прибавления в потомстве – при нашем скромном участии. Братья Фадеевы”.
Моя раненая совесть молчала – впоследствии мне не раз приходилось
Вспоминаю случай, связанный с рейтинговым телеканалом ТВ-6, когда Фадеев в последний момент не появился в прямом эфире у Коли Табашникова. Это была настоящая подстава. В первую очередь – для репутации Макса. Получалось, что если воспринимать смысл работы музыкального PR-агентства как “ответственного за репутацию”, то ни фига мы за нее не отвечали. Причем – не по своей вине.
С этим надо было что-то делать. Я недолго мучался и в итоге кое-что придумал. Методом от противного. Вместо ожидаемых упреков я в тот же вечер позвонил Максу и начал извиняться: “Откровенно говоря, я был чертовски настойчив”. И попросил прощения за то, что пью его молодую кровь и калечу карьеру разными дурацкими эфирами и интервью. Похоже, это был неплохой ход: доверия между пресс-службой и продюсером после этого инцидента стало больше.
…В этот нелегкий период у нас нарулилась еще одна проблема. Что называется, психологического свойства. Неожиданно у Макса появилась привычка хаять коллег по цеху. И если раньше Фадеев был всегда предельно корректен, то теперь жесткая критика лилась из него как из ведра. По поводу и без повода. Как правило, это происходило спонтанно, когда Фадеев по ходу интервью, что называется, “набирал скорость”. Как будто кто-то включал насос и по ошибке забывал его выключить.
“„Мумий Тролль“ мне не нравится вообще, – заявил он в интервью журналу “ОМ”. – Не думаю, что музыка старого Rolling Stones – самое модное на сегодня… И вообще мне странно, что некоторые наши музыканты ездят в Лондон. И после дикого крика, как в Лондоне круто, слышишь их записи и понимаешь, что это можно сделать у себя на даче”.
Затем Макс в своих прогнозах похоронил прорывавшийся на Запад проект Шаповалова: “Ни один западный лейбл не покажет „Тату“ по телевизору”. Эти слова были сказаны Фадеевым за несколько месяцев до того, как англоязычная версия “Нас не догонят” заняла второе место в британском национальном хит-параде.
Следующая волна критика исходила от Композитора в адрес Агузаровой и Петкуна. Так случилось, что вокалист “Танцев минус” позволил себе публично не согласиться с концепцией продюсерской линии Фадеева, чем вызвал бурю гнева Маэстро.
“Петкун – хороший телеведущий, может быть – хороший актер, – говорил Фадеев в одном из интервью. – Но он – никакой и как композитор, и тем более как певец… Видимо, он переживает, что у него все меньше и меньше концертов. Что люди идут на другое. Объясните мне, а чего же этот самый Петкун целый год пел „Belle“ на „Европе Плюс“? И с Аллой Пугачевой в клипах сидит? Если он весь из себя правдолюбец-рокер? Какой он рокер? Он, мне кажется, волосы моет чаще, чем супермодель. Вот Шнура я вряд ли себе представлю в роли Горбуна, поющего „Belle“!”
…Бывшей вокалистке “Браво” досталось от Макса за то, что она не захотела (не смогла) с ним сотрудничать. “Она ебанутая на всю голову, – горячился Макс в беседах с друзьями. – Да пошла она, я и без нее сделаю не хуже”.
Насколько
“Земфира настойчиво ищет сейчас новый звук, – писал весной 2001 года “Московский Комсомолец”. – В Лондон ради этого уже поедет вряд ли. Теперь, видимо, поедет в Прагу. Очень сильно желание супердевушки поработать с живущим там электронным умельцем Максом Фадеевым. То ли его давешние эксперименты с группой Тotal на нее повлияли, то ли просто хочется сменить пристрастия и авторитеты (музыкальные – в том числе)”.
Как известно, Земфира и Фадеев быстро разочаровались друг в друге. Каждый из них тяготел к лидерству, и с самого начала было понятно, что этот тандем обречен на неудачу. Теперь обе стороны не стеснялись в выражениях, язвительно комментируя несостоявшийся альянс.
Макс жутко критиковал “14 недель тишины”, а на мой невинный вопрос про креативный потенциал Земфиры изрек буквально следующее: “Ее культ надуман. Она ничем не отличается от других талантливых людей. Она не Николай Коперник. Она не сделала ничего сверхъестественного. Мне кажется, она очень однобока – быть гибкой в стиле, в аранжировках Земфира вряд ли сможет… Мне сложно предугадать ее перспективы, но думаю, что ничего необычного с ней больше не случится. Педаль газа была нажата до упора”.
В тот период в голове у Фадеева уже поперла идея Глюкозы, и дело было не в творческой ревности или зависти. Порой мне сложно было определить причины подобных вспышек. Как мог, я пытался подобные тенденции нивелировать. К сожалению, это получалось не всегда…
“Дело в том, что Максим вообще не работает с одаренными людьми, он себя считает очень одаренным, – заявила Земфира в одном из интервью. – Его не интересует личность, мысли человека. Фадееву нужно тело и рот, нужна „булка мякиша“, из которой он лепит то, что ему хочется. После первых же двух пробросов я просто сказала: „Парень, мы никогда не поймем друг друга“. Ну не дано ему сотрудничать!”
“Когда я смотрел концерт Земфиры, меня все время отвлекал ее басист, – отвечал ударом на удар Фадеев. – Он так боролся со своим инструментом – страшное зрелище! Музыканты у Земфиры – слабее не придумаешь”.
“То, чем занимается сейчас Фадеев, – отвратительно, – продолжила виртуальную полемику Земфира. – Это конвейер. Он серьезно ослаб в аранжировках, и это естественно. Потому что, выполняя поток заказов за столь короткое время, невозможно сгенерировать достаточное количество хороших новых идей. Макс сделал для себя выбор, и упрекать его за это не имеет смысла. Для меня Фадеева больше нет, он мне не интересен. Считаю, что он уже сказал все, что мог”.
7. Джага-Джага
Мне нравятся Блок, Лермонтов и Пушкин…
Очередной проект Фадеева по доброй традиции начался с телефонного звонка. На этот раз он накрыл меня в Эль-Гуне, куда я сбежал в разгар зимы от жесткой московской текучки. “Хорошие новости, – радостно сообщил Макс. – Я нашел тебе нового клиента. Когда скажу, кого, ты упадешь. Это – Катя Лель!!!”
Я пошатнулся, но не упал. После отказа Фадеева сотрудничать с Земфирой нам еще было куда отступать. Меньший энтузиазм из всей обоймы классической постсоветской эстрады у меня вызывали только Салтыкова, Буйнов, Овсиенко и Укупник. Как интеллигентно принято говорить в таких случаях, оld school.