Хельга, Хильда, Хольда

Шеффер казался чересчур юным для командования подлодкой, да, собственно, и был таким — двадцать четыре года, лихо подкрученные усики, жидкая бородка, узкие плечики и великоватая фуражка. Он ехидно усмехался, чуть кривя рот на левую сторону, и пах молоком, как пахнут толстощекие упитанные младенцы, только-только покормленные матерью. С Дёницем он держал себя нагло, точно не всемогущий гросс-адмирал стоял перед ним, нахмурив высокий лоб, а какой-то лейтенантик, которого нужно было проучить за небрежно выполненный приказ.

Вермут, будучи старше Шеффера всего на год, выглядел мужественнее и обязательнее. Он смотрел на окружающий мир

без издевки, но с желанием узнать как можно больше, впитать в себя еще немного информации — звуков, запахов, цветных картинок и вкусов. Под командованием Вермута, как говаривали моряки, служить было достаточно легко, потому что приказы он отдавал четкие, простые и понятные, а в случаях, когда ситуация по какой-то причине выходила за рамки обыденного, вполне мог взяться за дело сам.

Оба они, молодые и подающие надежды обер-лейтенанты цур зее, верили в будущее так, точно всю предыдущую жизнь провели на никогда не всплывавшей на поверхность подводной лодке. Надводные события — от появления на политическом небосклоне бывшего австрийского художника до бесследного исчезновения целой группы подчиненных Зиверса где-то в недрах Южного континента — их не интересовали. Собственно, именно поэтому Дёниц выбрал этих двоих — не зависящих от окружающего мира, способных выполнить любой приказ и достаточно молодых для того, чтобы бояться еще за свою намечающуюся карьеру.

U-977 Шеффера шла второй. Капитан знал, что вез, и потому на его плечах лежала двойная ответственность. Получивший командование лишь в марте сорок пятого года, за месяц до описываемых событий, Шеффер все время боролся с искушением нарушить порядок конвоя и свернуть с середины пути куда-нибудь в сторону Южной Америки, более или менее безопасной и готовой принять его, команду и хранящиеся на борту ценности, способные окупить его существование, а заодно — его пока еще не рожденных детей, внуков и правнуков. Но он не мог на это решиться — и вовсе не из-за Дёница или иного непосредственного начальника, но из-за Зиверса, хитроумного и злого, способного стереть с лица Земли любого неугодного, причем такими способами, о которых разумные люди опасались даже заикаться.

«Пятьсот тридцатая» Вермута несла в своем железном чреве гораздо более таинственный и ценный груз, тем не менее, совершенно невозможный к похищению и перепродаже.

Их было пятеро — людей в обтягивающих трико. Все в них выглядело странно: безносые лица, скрытые черными масками, одинаковые формы затылков и покатые лбы, танцующая походка и форменные, напоминающие эсэсовские, пиджаки без знаков различия поверх псевдоцирковых костюмов. Их глаза защищали круглые очки на ремешках, руки прикрывали кожаные перчатки, а прямым спинам явственно не хватало ключей для завода. Впрочем, один из пяти выделялся: на правом рукаве он носил красную нашивку с вышитой черными нитями символикой Аненербе и всегда шел посередине. Когда они гуськом проходили по узкому коридору, он — единственный из всех — не держался за выступающие из перегородок рукояти и смотрел исключительно в пол, рискуя удариться головой о какой-либо слишком низкий элемент конструкции.

И еще он носил с собой предмет. Предмет представлял собой параллелепипед двадцать на тридцать на тридцать сантиметров и казался очень легким; ни малейшей усталости не чувствовалось в движениях носителя, казалось, сейчас он подкинет предмет вверх, достанет из-за пазухи еще пару таких же — и начнет весело жонглировать, развлекая скучающих матросов. Тем не менее, странный человек — назовем его главным — всегда оставался столь же бесстрастен, сколь и четверка его подчиненных.

Стоит заметить, что из своих кают они выходили крайне редко. Им было отведено три отдельных помещения — небывалая роскошь для подводной лодки, где обособленную клетушку мог позволить себе разве что капитан. Собственно, именно капитанскую каюту и занимал главный, остальные жили по двое в помещениях, ранее служивших подсобными. То из одного, то из другого порой выходил один из странных пассажиров, чтобы попросить капитана о чем-либо или задать какой-то вопрос. Различить их внешне было совершенно невозможно, поэтому Вермут условно считал, что разговаривает всегда с одним и тем же человеком.

Собственно, даже голоса людей в масках были абсолютно одинаковыми. Глухие, лишенные всяческих эмоций, спокойные, они вызывали удивительное аудиальное раздражение. С пассажирами не хотелось разговаривать, а ответы на их вопросы являлись скорее частью выполнения приказа, чем естественной реакцией на обращение.

Оба капитана получили только один приказ: плыть прямо и быстро. Целью путешествия был указан оазис Ширмахера, странный клочок Новой Швабии, климатически совершенно не похожий на остальные земли Антарктиды. Рихардхайнрих Ширмахер получил свою долю славы, исследовав район с воздуха, вернувшись в Германию с докладом и тут же попав под колеса репрессивной машины. Его лишили права на полеты и посадили в Главное командование люфтваффе перебирать какие-то бумажки. Ширмахер никогда не говорил о том, что же он увидал, летая туда-сюда над оазисом, а его аэрофотосъемку отправили куда-то в архивы Аненербе под наслоением грифов «совершенно секретно».

Тем не менее Вермут, как и прочие разумные люди, приближенный к тайне, без труда обо всем догадывался и в связи с этим опасался, не будет ли это его плавание последним в карьере и в жизни. Опасения эти, правда, были закопаны так глубоко, что никакой аненербовский телепат не сумел бы догадаться о том, что гложет молодого командира.

Значительно сильнее Вермут боялся не физической смерти, а необходимости постоянно контактировать со странными пассажирами, которые, как он подозревал, относятся не к человеческой расе, а к какой-то потусторонней, тайной, вытащенной Зиверсом [1] из небытия ради неизвестной простым смертным цели. Поэтому Вермут планировал максимально быстро и четко выполнить приказ, доставив пассажиров и их груз к оазису, а затем получить следующее указание и беспрекословно ему следовать. Он искренне надеялся на то, что ему прикажут вернуться в Германию. Или, скажем, в Аргентину — лишь бы подальше от ледяного континента.

Шеффер подобных чувств не испытывал. Он знал о том, что на другой подлодке плывут странные люди, но не более того. Его подлодка шла второй, рейс ничем не отличался от десятка уже совершенных за время службы, и лишь золото, оставленное без внешней охраны — надзор за грузом был целиком и полностью возложен на плечи Шеффера, — отчасти смущало обер-лейтенанта. Впрочем, драгоценные металлы он тоже транспортировал не впервые.

Первое вмешательство пассажиров в командование транспортом произошло в районе острова Святой Елены, на тридцать шестой день плавания. Если до того странные персонажи ограничивались простыми просьбами вроде выдачи дополнительного пайка (это сильно удивляло Вермута, уверенного в том, что другие в пище не нуждаются), то теперь один из них, неотличимо безликий, совершенно беззвучно, как всегда, появился на мостике и обратился к капитану с просьбой о возможности поговорить наедине. Они отошли на корму субмарины в крошечную подсобку, где хранились инструменты и машинное масло для бытовых нужд. Там другой сказал Вермуту, что они должны сменить курс. Куда, поразился Вермут, как сменить? Древний назвал новые координаты: 47° 9’ южной широты и 126° 43’ западной долготы. Абсолютно пустой участок Тихого океана, до ближайшего острова, которым являлся британский Питкэрн, — несколько тысяч километров.

Капитан оказался в трудном положении. С одной стороны, он понимал, что неисполнение требования пассажира в данном случае может привести к весьма неприятным последствиям, с другой стороны, у подлодки просто не хватило бы ресурса на плавание подобной продолжительности. Последний факт он и изложил пассажиру. Тот немного подумал и спросил, может ли лодка направиться в указанную точку после остановки в оазисе Ширмахера. Вермут подтвердил такую возможность. На том и сошлись. После остановки и пополнения запасов горючего и прочих расходных материалов в Новой Швабии U-530 направится по названным координатам, в то время как «девятьсот семьдесят седьмая» пойдет обратно в направлении Европы.