Хельгор с Синей реки. Альглав
Шрифт:
Примерно час спустя откуда-то издалека послышался топот. Прямо перед собой мы увидели громадного оленя-самца, освещенного мертвенным светом Северного сияния. Прекрасный зверь, пребывающий в самом расцвете сил, находился в состоянии сильнейшего нервного возбуждения. Его передние копыта яростно били землю, по могучему телу пробегала крупная дрожь. Похоже, зверь не испытывал никакого страха от встречи с нами. Можно было подумать, что он нас здесь дожидается…
Схватившись за гарпун, я тут же отказался от своего намерения. Мяса, запасенного в пещерах, хватит еще очень надолго.
Посмотрев на
— Олень бешеный! — крикнула Намха. — Он хочет напасть на нас!
Как бы в подтверждение ее слов олень снова выскочил из темноты и бросился на Намху. Та отскочила и бросилась наутек. Олень устремился за ней. Когда ужасные рога готовы были опрокинуть убегающую женщину, я вытащил свой револьвер и дважды выстрелил. Внезапно споткнувшись, будто налетев на невидимое препятствие, зверь остановился и, упав на передние ноги, рухнул, растянувшись во весь огромный рост.
Намха радостно закричала:
— Алглав убил большого оленя!
Но вскоре ее радость сменилась тревогой. Незнакомое оружие, с которым еще не встречались дети Мамонта, вызвало у нее сильнейшее беспокойство. Молодая женщина робко протянула руки к револьверу, который еще оставался у меня в руке. Я постарался как мог успокоить жену.
— Олень хотел убить Намху. Оленя поразил огненный топор. Про огненный топор говорить нельзя. Если Намха скажет, огненный топор потеряет силу и никого больше не спасет.
— Намха не скажет! — тут же согласилась она.
Я мог быть спокоен: ложь была не свойственна моим простодушным соплеменникам. А мне требовалось, чтобы винтовка и револьвер по-прежнему оставались для окружающих тайной.
— Если Намха не скажет, — важно произнес я, — огненный топор станет другом Намха.
Приблизительно час спустя Намха, у которой был по-звериному чуткий слух, приникла к земле.
— Намха слышит шаги Ванаванума, — сказала она.
Через несколько минут шаги услышал и я, а вслед за этим заметил и приближающийся силуэт старика. Тот, позвав нас к себе, показал рукой куда-то на запад. Таким грустным я старика еще не видел.
— Гора упала в пещеры, которые под землей! — объявил он дрожащим голосом.
Вместе с ним мы подошли к самому краю оазиса. Гряда гор, отгораживающая долину от остального мира, бесследно исчезла. Теперь через образовавшийся просвет можно было разглядеть наводящий тоску арктический пейзаж. Оттуда, как через открытую форточку, врывался пронизывающий ледяной ветер.
— Дети Мамонта погибнут, — печально сказал старик.
Наше возвращение к пещерам было таким же грустным. Я изо всех сил старался сохранить присутствие духа и убеждал себя, что наше убежище еще вполне может просуществовать несколько лет. Но так или иначе готовиться приходилось к самому худшему. Неожиданно работа над санями, которые должен тащить мамонт, приобрела новый смысл. Не исключено, они станут средством к нашему спасению.
Если мне удастся приручить этого благородного зверя настолько, что он позволит запрячь себя в сани, может быть, мы сможем пересечь ледяную пустыню и добраться до территории эскимосов. А вдруг нам повезет встретиться с какой-нибудь полярной экспедицией? Их же здесь с каждым годом становится все больше.
Всю
За этими приготовлениями незаметно наступил полярный день — прохладный, бледный, с наступлением которого едва заметно потеплело. Я трудился изо всех сил, а кроме того, тратил немало сил, растолковывая своим новым соплеменникам, что в случае если события примут совсем уж катастрофический оборот, у нас есть средство к спасению.
С женской частью нашего населения, даже со старухой, трудностей не возникло. А вот мужчины не допускали даже мысли о том, чтобы покинуть землю предков. Авах особенно упорствовал в этом, в дискуссиях доходя едва ли не до бешенства.
Солнце все выше и выше оказывалось над линией горизонта. В долину пришла полярная весна, но за ее пределами, как и раньше, виднелась унылая заледеневшая арктическая пустыня. Землетрясение проделало в скалах довольно большую брешь, через которую время от времени врывалась струя морозного воздуха, принося холод в нашу долину. Но, к счастью, выяснилось, что тепло нашего убежища происходит не столько из воздуха, сколько из самой почвы. Затерянная долина согревалась дыханием земли.
Вместе с женщинами, которые охотно мне помогали, я занимался выращиванием пшеницы. Правда, это скорее можно было назвать огородом, чем пашней.
Подземных толчков больше не было, и мало-помалу я успокоился.
Летом наши посевы взошли особенно обильно. Правда, колосья пшеницы надо было охранять от мамонтов, решивших, что это лакомство предназначено им, и от всевозможных диких травоядных. Положение немного спасло то, что другие любимые ими травы выросли в этом году довольно далеко от наших посевов пшеницы.
Мамонт тоже постепенно учился делать то, что от него требовалось. Он безропотно разрешал надевать на себя упряжь. Мы предприняли уже несколько небольших поездок по ледяной пустыне. Без особого труда он волок громоздкие импровизированные сани и, казалось, не испытывал никакой усталости.
Авах и Ванаванум сначала неодобрительно отнеслись к моей работе. Как они считали, это было нарушением обычаев предков, что неминуемо повлечет за собой массу неприятностей. Поэтому я придумывал все новые и новые доводы и чуть ли не по несколько раз в день ссылался на древнее изображение человека, оседлавшего мамонта. Волей-неволей приходилось считаться с самой примитивной логикой моих собеседников и полнейшим отсутствием воображения. Тем не менее они не могли не признать, что приближается катастрофа и нужно заранее обдумать возможные средства к спасению. Женщины поняли все это гораздо раньше и все время повторяли им то же самое, иногда пускаясь на маленькие невинные хитрости.