Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей
Шрифт:
Он задул свечу, опасаясь пожара, и пошел за братьями.
Раньше, чем Кнютте, к Эмме приехал Магнус сын Олава!
Однажды, когда Эмма, как обычно, сидела на берегу канала, на котором стоит Брюгге, к берегу причалила дюжина красивых кораблей. Эмма сначала не придала этому значения. Брюгге был одним из самых оживленных портов Европы, сюда приходили основные партии английской шерсти, это она знала еще с тех пор, как занималась торговлей. Но изящество кораблей говорило о том, что они из Скандинавии, и
Маленькая лодка шла к берегу, лавируя между отчаливающими или причаливающими торговыми судами. Неожиданно гребцы изменили курс и направились прямо к тому месту, где стояла Эмма. Юноша с растрепанными золотистыми волосами широко улыбался и махал рукой.
Эмма не стала махать ему в ответ, может быть, приветствие к ней не относиться. Но юноша продолжал махать рукой, и она всмотрелась в его лицо: а вдруг это кто-то из ее знакомых?
И тут ей показалось, что это — Олав сын Харальда! Но Олав без всякого сомнения был уже мертв.
Зубы юноши сверкнули в самой, должно быть, широкой в Норвегии улыбке, когда он взмахнул шлемом и закричал:
— Ты, верно та, кого я ищу! Ведь никто не может так сильно походить на ту Эмму Нормандскую, о которой мне мой блаженный отец Олав так много рассказывал, описывая каждую деталь.
Он льстит и лжет, подумала Эмма. Ему не так много лет, чтобы он мог помнить рассказы Олава. И тут ее осенило, что со дня смерти Олава не прошло и десяти лет…
— Тогда ты, наверное, Магнус, — воскликнула она в ответ, — мне как раз показалось, что я вижу твоего отца в молодости.
Магнус, соскочив на берег, уже обнимал ее прямо на глазах недоумевающих прохожих в порту Брюгге. Все знали, кто эта женщина, весь город уже привык к ее каждодневным прогулкам по набережной и вдоль канала. Но никто не мог понять, кто этот веселый юноша, тем более, что между собой они говорили на чужеземном языке. Может быть, это ее сын?
— Далеко ли отсюда твой дом, королева Эмма? У нас на борту кончилось пиво, а я сейчас умру от жажды.
Эмма засмеялась — она уже давно так радостно не смеялась.
— Я живу совсем неподалеку, — ответила она, высвободившись из его медвежьих объятий. — Так что ты зови своих людей, если считаешь, что сможешь дождаться их и не иссохнешь от жажды.
— Они придут потом, — решил Магнус и подозвал к себе своих гребцов.
— Потом? А, как, по-твоему, они найдут мой дом?
Магнус обвел рукой собравшихся.
— Я вижу, кругом — твои придворные. В каждом из этих разинутых ртов, без сомнения, обнаружится язык, как только они захлопнутся после нашего ухода. Не так ли? — продолжал он по-фламандски. — Вы ведь знаете, где живет королева Эмма?
Все закивали и стали показывать.
Вскоре он отправился в путь, взяв Эмму под руку и крикнув
Эмме было любопытно, зачем пожаловал Магнус, и она не могла дождаться, пока они войдут в дом.
— Что ты делаешь в этих краях, король Магнус? Я думала, что ты дома ругаешься с Кнютте.
Магнус рассмеялся.
— Ах вот как ты его называешь? Лучше, чем Хардекнут, это уж ясно! И я благодарен за то, что ты называешь меня королем, теперь и «Кнютте» так меня зовет. Ну ладно, позади у меня, так сказать, много дорог. Я решил по кое-каким соображениям наведаться в Руан и подумал навестить тебя, королева Эмма, потому что ты, может быть, сумеешь рассказать мне кое-что о том, что происходит в Нормандии, с кем надо быть в хороших отношениях, а кого надо избегать и так далее.
Эмма опять рассмеялась, не столько тому, что сказал Магнус, сколько его манере говорить: уж очень он походил на своего отца болтовней.
— Ну вот мы и пришли, — объявила Эмма. — Только отпусти мою руку, а то слуги подумают, что ты из стражников или что я упала, а ты помогаешь мне дойти до дому.
— Нет, нет, я всего лишь хочу быть чуточку галантным, — извинился он. — Но, может быть, мои деревенские норвежские привычки не подходят для большого мира. Скажи им, что мы родня, ты и я! По крайней мере, с точки зрения церкви.
Да, это правда. Олав был крестным сыном Эммы, так что Магнус находился с ней в близком духовном родстве. Таком близком, что не имел бы права жениться на ее дочери, если бы она у нее была.
И тут скорбь по Гуннхильд опять овладела ею. Ей пришлось сдерживать слезы, по крайней мере пока они не вошли в дом.
— К сожалению, между различными владыками и землями Скандинавии царит вражда. Хардекнут и я считаем, что теперь должен наступить мир.
— Только чтобы этот мир не походил на тот, что царит между волком и ягненком, — возразила она.
— Да нет же! — вскричал он. — Подожди, сейчас ты услышишь, как я все продумал. И я считаю, что затем ты поможешь мне убедить Хардекнута. Он немного подозрительный по природе…
— Это у него от отца. Ну, ладно, рассказывай.
Ничего особенно нового Эмма не услышала. Но она была очарована Магнусом и хотела бы, чтобы их родство не было только лишь духовным. Как бы там ни было, она чувствовал себя более спокойной за судьбу Дании и Кнютте. Кнютте больше не надо сидеть дома в Дании и опасаться Магнуса.
Приход Магнуса ободрил Эмму, и на какое-то время она забыла свои огорчения. Она выразила надежду, что Магнус заглянет, когда в следующий раз будет проезжать мимо. К сожалению, о Нормандии ничего хорошего не скажешь, но она могла бы ему кое-что посоветовать, что, может быть, пошло бы ему на пользу. Если только тот, за кем в Руане последнее слово, покуда еще жив…
И тут она подумала о Гардарики и о тамошних родственниках Магнуса. А не слышал ли Магнус о Торкеле Высоком во время своих походов там, на Востоке?