Хевен
Шрифт:
– Спасибо еще раз, мисс Дил, за все, что вы для нас сделали. И пожалуйста, простите Фанни за ее поведение, и Наша Джейн очень сожалеет, что так вышло, хотя и не может сказать этого. Я пригласила бы вас войти, но, к сожалению, оставили в доме такой беспорядок… – И тут я не лгала.
– Я понимаю. Может, и ваш папа там ждет, куда вы запропастились. Так я хотела бы поговорить с ним.
Фанни снова высунула голову.
– Нет его здесь, мисс Дил. Папа болен этим, как его…
– Он был болен, – поспешила я перебить Фанни. – Сейчас ему лучше, и завтра он будет дома.
– Это радостно слышать, –
Я не стала говорить ей, что у нас не бывает елки.
– Мы не можем позволить вам этого, – слабо засопротивлялась я.
– Можете. Должны. Ждите меня завтра около четырех тридцати.
И снова высунулась Фанни, очевидно, слушавшая разговор через тонкую дверь.
– Мы будем ждать вас, не забудьте.
Мисс Дил улыбнулась, хотела было что-то сказать, но потом передумала. Затем она погладила меня по щеке и промолвила:
– Ты очень милая девочка, Хевен. Не могу себе представить, что ты не закончишь школу. У тебя же такие способности и тяга к учебе!
В этот момент вдруг раздался тихий, робкий голосок. Я никак не ожидала, что Кейт вдруг сам проявит инициативу.
– Да, – сказал он, прижавшись к моей юбке, – Наша Джейн действительно очень сожалеет.
– Я и не сомневаюсь. – Мисс Дил потрогала Нашу Джейн за щечку, потом потрепала Кейта за волосы и пошла к машине.
В хижине было так же холодно, как на улице, и Том набросал побольше дров в «Старую дымилу». Я сидела, покачивая на руках Нашу Джейн, и чувствовала, как холодный воздух дует через отверстия в стенах и зазоры в полу, тянет через плохо подогнанные оконные рамы. Впервые эта хижина показалась мне совершенно нереальной, совсем не похожей на дом. У меня перед глазами стоял ресторан с его нежно-белыми стенами, красными коврами и дорожками, модной мебелью. Вот в таком мире я желала бы жить всем нам. При мысли о том, что это была лучшая трапеза в моей жизни, я отчетливо осознала, в каких плачевных условиях все мы живем, и заплакала.
Сегодня на ночь я собралась произнести самую длинную и искреннюю молитву, встав при этом на колени. Буду стоять до тех пор, пока Бог не услышит мои молитвы и не вернет домой отца.
Но на заре нового дня я была уже на ногах. Напевая песню, приготовила еду, проводила в школу Тома, а затем стала приводить в порядок дом, полагаясь на помощь Фанни.
– Этот дом никогда не будет иметь приличного вида. Сколько тут не мети и не скреби, все равно он как был, так и останется вонючим, – заявила Фанни.
– Нет, не останется. Если мы с тобой поработаем, он засияет, вот увидишь, засияет. Так что давай, лентяйка, принимайся за дело, иначе ты больше ничего не получишь.
– Мисс Дил не обойдет меня, я уверена.
– А тебе понравится, если она будет сидеть на грязном стуле?
Этот довод подействовал на Фанни, и она включилась-таки в работу, но на долго ее не хватило. Через час она уже улеглась и заснула.
– Так время летит быстрее, – нечленораздельно произнесла
Я взглянула на дедушку – он тоже дремал в своей качалке, ожидая чудесного явления мисс Дил в половине пятого.
Но половина пятого пришла и прошла, а мисс Дил все не появлялась.
Уже почти стемнело, когда пришел из школы Том и принес записку от нашей учительницы.
«Дорогая Хевен!
Когда я прошлым вечером вернулась домой, под дверью меня ждала телеграмма. Моя мама серьезно заболела, ее положили в больницу, так что я вылетаю к ней. Если я зачем-либо понадоблюсь, звони по телефону, указанному ниже, с оплатой звонка на меня.
Посылаю рассыльного к вам домой, он принесет вам все, что, я полагаю, вам нужно. Пожалуйста, примите мои подарки детям, которых я люблю, как своих.
Марианна Дил».
Она написала номер телефона и код города, видимо, забыв, что у нас нет телефона. Я вздохнула и посмотрела на Тома.
– Она еще что-нибудь говорила?
– Много чего. Спрашивала, когда папа вернется домой, интересовалась, что нам нужно, какие размеры мы носим – одежды, обуви. Она умоляла меня, Хевенли, ответить, в чем мы особенно нуждаемся. Ну что я мог ей сказать, когда на такой список бумаги не хватит. Нам все нужно, особенно еда. И знаешь, я стоял как осел и жалел, что я не Фанни и не могу выпалить все подряд, наплевав на гордость, не чувствуя унижения… Но я не мог, и мисс Дил уехала. Единственный наш друг уехал.
– Но она все равно пришлет подарки.
Том засмеялся.
– Ну вот, а мы тут о гордости…
Прошло три дня, а коробка с подарками не приходила. В день перед Рождеством Том принес разочаровывающую новость.
– Я пошел в магазин – мне про него говорила мисс Дил – спросить, где те вещи, которые мисс Дил заказала им доставить, а они говорят, что наш район они не обслуживают. Я стал спорить с ними, но они стояли на своем: мы, мол, должны подождать, когда она вернется и оплатит дополнительные расходы. Хевенли, они, должно быть, не сказали ей сразу, иначе она все устроила бы, наверняка устроила бы.
Я пожала плечами, стараясь казаться безразличной. Ничего, мол, перебьемся. Но на сердце у меня было скверно.
Настоящая зима в горах решила показать себя именно в этот день, набросившись на нас с таким остервенением, к которому мы были совершенно не подготовлены. Мы затыкали тряпками щели – под дверью, в полу, в потрескавшихся стеклах окон. Наша халупа напоминала изнутри шарф редкой вязки, дававший отличные возможности гнездиться блохам, тараканам, паукам, хотя у нас было и холодно. Солнце в горах уходило за горизонт быстро, и темнота наступала с пугающей стремительностью, и тогда холод покрывал горы своим ледяным одеялом. Даже когда мы заворачивались в наши тюфяки, нам все равно не удавалось сохранить в себе тепло, поскольку пол возле печи был очень холодным. Дедушка спал в кровати, если не забывал покинуть свою качалку. Хорошо, что он спал теперь не на полу, где его старым костям было бы жестко и холодно.