Хевен
Шрифт:
Я встала со скамьи и покинула церковь, слыша за своей спиной перешептывания. Ненормальность Китти окрашивала для меня все вокруг, я стала смотреть на людей и спрашивать себя, какие же они на самом деле.
Китти и Кэл остались в церкви, а я быстро пошла по улице. Но не прошла я и двух кварталов, как сзади подъехала машина Кэла. Китти высунулась из окошка и закричала:
– Не дури, детка. Куда ты уйдешь, когда у тебя не больше двух долларов в кармане, да и они принадлежат Богу. Давай садись в машину. Я сегодня себя хорошо чувствую. И голова светлая сегодня. А ночью и рано утром мне досталось.
Что она хочет сказать мне? Что она не знала, что делала, когда
Я неохотно села в машину. Действительно, куда я уйду с двумя долларами в кошельке?
Весь путь до дома я размышляла, что мне делать. У нее была потребность убить Толстушку. Только люди с садистскими наклонностями способны на такое. И как я смогу объяснить гибель Толстушки, когда встречусь с мистером Тэйлором?
– Не говори ему, – посоветовал мне Кэл, когда мы оказались одни. Китти в это время опять спала, потому что ее снова одолел сильный приступ головной боли. – Представь это так, будто Толстушка умерла от родов…
– Ты защищаешь ее! – гневно перебила я его.
– Я верю тебе, но я также хочу, чтобы ты закончила среднюю школу. Удастся ли тебе это, если мы пойдем в инстанции и попытаемся добиться, чтобы ее признали невменяемой? Она просто так не сдастся, и нам надо будет собрать серьезные доказательства. А ты же знаешь, что ее самые скверные качества проявляются только в отношении тебя и меня. Ее «девочки» считают, что Китти чудесная, щедрая, не жалеет себя. Священник ее обожает. Надо убедить ее, чтобы она сама пошла к психиатру. А до тех пор нам надо играть свою игру. Я же тем временем начну откладывать деньги, чтобы у тебя было с чем бежать из этого ада.
Я подошла к двери и, остановившись, произнесла спокойным голосом:
– Я помогу себе сама, по-своему и в свое время.
Кэл постоял некоторое время в растерянности, точно заблудившийся мальчик, а потом вышел в другую дверь, тихо притворив ее за собой.
Глава 17
Спасительное милосердие
После гибели Толстушки наша жизнь в Кэндлуике приобрела неожиданный оборот. Мистер Тэйлор наивно принял мои извинения насчет смерти Толстушки при родах. Прошел один день, и в клетке, которую я принесла обратно в школу, появилась другая хомячиха, тоже беременная и внешне почти не отличавшаяся от той, которую убила Китти, и ее тоже назвали Толстушкой. Я с болью отметила про себя, что жизнью больше, жизнью меньше – не имело значения.
Я сказала себе, что не полюблю этого зверька. Мне надо быть очень осторожной и стараться никого не любить, пока Китти присутствует в моей жизни.
После случившегося Китти стала погружаться в длительное, упорное молчание, словно ей было стыдно за убийство животного. Она часами просиживала в спальне, глядя в никуда и постоянно расчесывая волосы расческой и щеткой, так что они становились у нее совсем прямые. Это занятие повторялось так часто, что можно было только удивляться, как это она вообще не лишилась волос.
В ней произошла и значительная перемена личности. Из шумной и грубой Китти сделалась задумчивой и очень спокойной, напомнив мне чем-то Сару. Вскоре она перестала причесываться, красить ногти и делать макияж, став безразличной к тому, как выглядит. Я видела, что она выбрасывает самое лучшее белье, в том числе дюжины дорогих бюстгальтеров. Китти то плакала, то снова впадала в оцепенение и считала, она заслуживает того, что с ней происходит.
Целую неделю Китти под любыми предлогами не ходила на работу, не вставала с постели, сидела и смотрела в бесконечность. Чем больше она отстранялась от всего и вся, тем меньше Кэл
Я не переставала дивиться тому, что происходит возле меня. Что это – вина, стыд, унижение, отчего Китти не имела смелости встретить новый день? О Господи, дай ей измениться в лучшую сторону.
Занятия в школе закончились, началось жаркое лето.
Температура поднималась за девяносто, [10] но Китти вела себя, как ходячий зомби. В последний понедельник июня я пошла проведать, почему Китти не встает и не собирается идти управлять своим владением – салоном красоты. Китти лежала в постели. На меня она не взглянула и на свое имя не реагировала. И лежала, будто парализованная. Кэл, когда вставал, считал, должно быть, что она еще спит. Он пришел из кухни, когда я позвала его и сказала, что Китти серьезно больна. Кэл вызвал «скорую помощь», и Китти отвезли в больницу.
10
По шкале Фаренгейта (32° по Цельсию).
В больнице она прошла все мыслимые в медицине проверки. В первую ночь без Китти я чувствовала себя в доме крайне неуютно. У меня имелись все основания подозревать, что Кэла влечет ко мне и он хотел бы стать моим любовником. Я судила об этом по тому, как он смотрел на меня, по долгому неловкому молчанию, которое то и дело возникало между нами. Пора легких и простых взаимоотношений улетучилась, и я почувствовала от этого пустоту и растерянность. Я держалась от него подальше, стараясь так строить распорядок дня, чтобы мы оба побольше уставали в работе и каждую свободную минуту проводили в больнице у Китти, где она лежала в отдельной палате. Я там бывала каждый день и помогала, чем могла, но Китти ко всему испытывала равнодушие и только шептала время от времени:
– Домой. Хочу домой.
Пока рано, говорили врачи.
Теперь дом был в моем распоряжении, и я могла делать там что мне заблагорассудится. Я могла бы выбросить эти сотни растений, которые так отравляли мне жизнь, могла бы вынести на чердак яркие керамические фигурки, но ничего такого не сделала. Продолжала следовать во всем наставлениям Китти – готовила, чистила, убирала, пылесосила (даже если падала от изнеможения), зная, что, работая не покладая рук, спасаю себя от греха. Я ругала себя за то, что возбуждаю в Кэле желание. Я действительно грязная, как обычно говорила про меня Китти. Вот оно, кастиловское, выходит наружу. Но тут же говорила себе: нет! Я дитя моей мамы, я наполовину бостонка. Но… но… – на этом мои доводы заканчивались.
И все-таки моя вина была. Я сама навлекла на себя такое.
Как Фанни не могла быть иной, так и я.
Конечно же, я, девочка, десятью годами младше Кэла, давно догадывалась о его тлеющей страсти ко мне. Я не понимала Китти и, возможно, никогда не пойму, но с того страшного дня, когда она сожгла мою куклу, его желание возросло десятикратно. Других женщин он не видел, да и жены у него по-настоящему не было, а он наверняка был нормальным мужчиной, нуждавшимся в определенного рода расслаблении. Если я буду его все время отталкивать, не отвернется ли он от меня и не останусь ли я совершенно одна? Я и любила, и боялась его. Мне хотелось сделать ему приятное и в то же время оттолкнуть его.