Hi-Fi

Хорнби Ник

– Он тебе не понравится.

– Не тяни, спрашивай.

– С ним лучше?

– Что – лучше? И лучше, чем что?

– В смысле, секс. В постели с ним лучше?

– Ах ты боже мой, Роб! Неужели это тебя больше всего волнует?

– Само собой.

– Лучше, хуже – разве это что-нибудь меняет?

– Не знаю. – Я правда не знаю.

– Ладно, отвечаю: я тоже не знаю. Между нами пока ничего не было.

Вот оно!

– Ни разу?

– Да. Мне этого не хотелось.

– И даже раньше, когда он жил над нами?

– Вот уж спасибо тебе! Если помнишь, тогда я жила с тобой.

Я слегка сбит с толку и поэтому молчу.

– Мы спим вместе, но любовью не занимаемся. Пока. И вот что я тебе скажу: просто спать вместе –

лучше.

Да! Да! Да! Сенсационное известие! Мистер Шестидесятиминутный Акт еще даже не приступил к делу! Я целую ее в щеку и иду в паб выпить с Диком и Барри. Я ощущаю себя заново родившимся. Мне настолько лучше, что я направляюсь прямиком в постель к Мэри.

10

ФАКТ: три с лишним миллиона из обитающих в этой стране мужчин спали с десятью, а то и больше женщинами. И что, все они похожи на Ричарда Тира? Все богаты, как Крез, или обаятельны, как Кларк Гейбл, или остроумны, как Клайв Джеймс? [47] Ни фига подобного. Допускаю, что из этих трех миллионов пять-шесть человек наделены одним или несколькими из названных достоинств, но все равно остается… ну да, остается три миллиона плюс-минус пять или шесть человек. И все они просто мужики. Все мы просто мужики, ведь и я – даже я – принадлежу к этому элитарному трехмиллионному клубу. Десять – не так уж и много, если ты холост и тебе за тридцать. Десять партнерш за два десятка лет сексуальной активности – это очень даже и хило, если задуматься: выходит, одна партнерша за два года, и если какие-то из десяти были подругами на одну ночь, которая наступала после двух лет сурового воздержания, это, конечно, еще не беда, но с такими показателями вряд ли прослывешь первым ходоком в округе. Десять – совсем не много, во всяком случае, для тридцати-с-чем-то-летнего холостяка. Двадцать, рассуждая таким образом, тоже не много. Как я понимаю, только имея на своем счету больше тридцати партнерш, можно рассчитывать на участие в шоу Опры Уинфри, посвященном проблемам промискуитета.

47

Клайв Джеймс – английский телеведущий, актер-комик, эссеист.

Мэри – моя семнадцатая любовница. «Как же ему это удается? – спросите вы себя. – Он плохо одевается, мучит своих бывших подруг, вечно чем-то недоволен, у него ни гроша за душой, тусуется с парочкой чокнутых меломанов и при всем при том умудряется переспать с американской певицей, похожей на Сьюзан Дей. Что за дела?»

Для начала пусть вас не обманывают звучные слова. Да, она американская певица, и у нее есть контракт с фирмой звукозаписи – но контракт из тех, по которым вы самостоятельно продаете свои кассеты в перерыве собственного выступления на престижнейшей лондонской площадке – в «Сэре Гарри Лаудере». [48] И если бы я был знаком со Сьюзан Дей, а зная ее больше двадцати лет, я чувствую себя ее знакомым, она бы первая признала, что быть похожей на Сьюзан Дей в «Полиции Лос-Анджелеса» – отнюдь не то же самое, что быть похожей, скажем, на Вивьен Ли в «Унесенных ветром».

48

Гарри Лаудер (1870–1950) – шотландский музыкант и актер-комик, именем которого назван паб, королем Георгом V был возведен в рыцарское достоинство. Лаудеру, кстати, принадлежит ставшая крылатой фраза «The show must go on». Он произнес ее в 1916 году, узнав о гибели сына на фронте во Франции.

Но и несмотря на все это, проведенная с Мэри ночь стала моим мужским триумфом, моим trahus mirabilis. [49] И знаете, благодаря

чему я очутился у нее в постели? А благодаря тому, что я задаю много вопросов. Вот так. Вот и вся моя военная тайна. Если бы кто-нибудь выразил желание переспать никак не меньше чем с семнадцатью женщинами, я бы посоветовал ему: задавай вопросы. Этот прием действует безотказно в силу своей неожиданности. До сих пор банальные болтливые эгоисты с завышенной самооценкой встречаются достаточно часто, чтобы на их фоне мужчина вроде меня выглядел свежо и непривычно; Мэри даже сказала мне что-то подобное тем вечером…

49

Ср. лат.opus mirabilis – «свершение».

Я понятия не имел, что застану Мэри и Стейка в пабе с Диком и Барри, который, судя по всему, пообещал устроить американцам настоящий субботний вечер в английском стиле: выпивка в пабе, ужин в индийском ресторане, поездка на ночном автобусе, ну и все прочее, что полагается. Но я все равно очень рад видеть их обоих; после одержанной над Лорой победы я на подъеме, и Мэри, которая совсем недавно видела меня насупленным и молчаливым, должно быть, подивится, что же со мной такое произошло. Ну и пусть дивится – нечасто мне выпадает случай заинтриговать барышню своей загадочностью.

Они сидят вокруг стола и пьют пиво. Мэри подвигается, чтобы мне было куда сесть, и, как только она делает это, я чувствую, что пропал. Наверное, во всем виновата идущая на свидание девушка, которую я видел из окна такси. Из-за нее перемещение Мэри по скамейке звучит для меня едва заметным, но тем не менее многозначительным романтическим намеком: глядите-ка, она сделала это ради меня! Смешно, конечно, но я сразу же начинаю беспокоиться, не просветил ли ее кто-нибудь из моих приятелей, Дик или Барри, – нет, это мог быть только Барри, – куда ятогда исчез и почему. Ведь, узнав про Лору и про наш с ней разрыв и про то, как тяжело я переживаю всю эту историю, Мэри должна потерять ко мне всякий интерес, а если учесть, что и раньше-то она никакого интереса не проявляла, это будет означать, что теперь я внушаю ей нечто противоположное интересу.

Барри с Диком расспрашивают Стейка про Гая Кларка; Мэри сначала слушает, а потом поворачивается ко мне и заговорщицким тоном осведомляется, все ли прошло нормально. Барри, гаденыш, проболтался.

Я пожимаю плечами:

– Она просто хотела забрать кое-какие свои вещи. Так, ерунда.

– До чего же я ненавижу эти дела. Когда вещи свои забирают. Я через это прошла как раз перед переездом сюда. Помнишь мою песенку «Patsy Cline Times Two»? Она про то, как мы с приятелем делили пластинки.

– Отличная песня.

– Спасибо.

– И ты написала ее прямо перед тем, как лететь в Англию?

– Я написала ее по дороге. Точнее, слова сочинила. Мелодию я еще раньше придумала, но не знала, что с ней делать, пока мне в голову не пришло это название.

Я начинаю подозревать, что Стейк – и за это я готов простить ему его кулинарное прозвище – служит ей всего лишь пугалом против ухажеров.

– То есть поэтому ты и приехала в Лондон? В смысле, ну знаешь, потому что пришлось делить пластинки?

– Ага. – Она пожимает плечами, потом ненадолго задумывается, а потом заливается смехом, поскольку утвердительным ответом все сказано и больше сказать нечего, но она все же пытается: – Он разбил мое сердце, и тут я поняла, что больше не могу оставаться в Остине. Я позвонила Стейку, он договорился о выступлениях и организовал квартиру. Вот я и поехала.

– Ты живешь вместе со Стейком?

Она снова смеется, фыркая в свое пиво:

– Да ни за что! Стейк ни в жизни не согласится жить со мной. Я бы его жутко стесняла. Да и мне не больно-то хочется слушать, что у них там за стенкой творится. Я для этого слишком ранима и одинока.