Химера
Шрифт:
– Ногу долой – Я легко взмахнул мечом, отсекая лодыжку отражения. Тот даже не стал выбираться целиком из скалы. Нырнул обратно.
– Руку долой! – Еще один взмах и блестящий меч запрыгал по камням, оставшись без хозяина.
До конца прохода оставалось, каких то, пять – восемь метров и мне нужно было пропустить Фрэнки вперед. Тут я оплошал. Я забыл, что на выходе проход имел сразу четыре излома и сюрикены, брошенные прямо из зеркал блокировать не успел.
Спасибо легкому шлему, который я натянул на голову в последний момент – он оказался достаточно прочным, и сюрикены не пробили его, но
– Беги! – Заорал я Фрэнки. – Беги! – Фрэнки перекинул трос через плечо, растопырил пластины на загривке и рванулся к выходу. Он за долю секунды выволок скутер на чистое место и….
И вернулся за мной. Что сработало в его лобастой башке, я не знал. Он боялся прохода каким-то детским страхом, и я думал, что он не полезет в него, даже если все три форта будут его туда запихивать. Но, он ловко смотал якорный канат, на конце которого болталось четырехжальная конструкция из титана, и вперевалку побежал за мной.
– Дурак! – прошипел я. Поднимаясь на ноги. – Какой же ты дурак. – Шестеро. Шесть черных силуэтов с мечом в каждой руке стояли передо мною олицетворением скорой кончины. За ними вылезали из стен точные копии Фрэнки с таким же веревками и якорями.
– Все! Даже имея гранату, я их не кончу. – Мелькнуло где-то в голове, но в который раз, я вознес хвалу господу, что взял Фрэнки с собой. Он не стал биться ни с моими отражениями, ни со своими. Он подскочил ко мне со спины. Зацепил якорь за пояс и рванулся из прохода со всей скоростью, на которую был способен. Мне показалось, что меня сломали пополам. Дышать я перестал, потому что не мог, ноги едва касались земли, и один из мечей я потерял, но, выйдя из зоны отражений, мы перестали быть интересны публике, которая толпилась внутри. Они замерли, словно их приколотили гвоздями к земле и медленно таяли, исчезали, и за минуту растворились в воздухе, как будто их не существовало вовсе.
– С-пасибо – клацнул я зубами, едва освободившись от якоря за поясом, и свалился на бок. Стимуляторы действовать перестали. Фрэнки деловито притащил мой чемодан. Достал два шприца восстановительной терапии и всадил мне в ногу сразу оба, не заботясь ни о стерильности, ни о моих ощущениях.
– Я тебя придушу! – Взвыл я, хватаясь за ногу. Боль. Словно огнем опалила бедро, потом все тело и мне на миг показалось, что меня вознесли на жертвенный костер. Мышцы потратили всю глюкозу, какая в них была. Микроволокна мышц были разорваны слишком быстрыми движениями в драке, и все что я мог сейчас сделать это – лежать и выть. Тихонько выть, потому что мне было реально больно, реально горячо и реально все равно – выживу я или умру.
Фрэнки аккуратно стащил с меня порубленный костюм. Уложил остатки снаряжения в чемодан с черепом. Запихал меня в пластиковый мешок, щедро линув туда из своего кожаного бурдюка, и уложил нежно как ребенка на корму скутера.
Сам, взявшись за привычный трос на носу, поволок его на север. Где-то, совсем недалеко, было логово Полоза, и Фрэнки знал, что мы идем именно к нему, правда, не знал зачем.
Лозоходец
Лозоходец задумчиво сидел на алюминиевом стуле, вытащенном из столовой этажом ниже, мерно покачивался на двух задних ножках и, словно играл в какую-то игру, тренькал своей белой тростью слепого, подкидывая вверх банку из-под пива, не давая ей упасть на пол.
Дзынь-дзынь-дзынь. – Он колотил бедную банку об дно, бока, потом сделал так, что при каждом ударе она стала описывать повороты, и он считал каждый поворот.
Аэлиты не было. Лозоходец вздохнул. Перехватил банку в воздухе, помял ее в руках, словно фокусник, и начал, неаккуратно, сыпля на бетон крошки, есть круглый аппетитный кексик, политый сверху серебристой глазурью. Бутылка колы появившаяся, как обычно, из «ниоткуда» выстрелила пробкой в потолок. Лозоходец отпил два глотка. Потом пробка сама вернулась на место и завернула бутылку.
Затем Лозоходец вытянул бутылку двумя руками в длинную сигару, щелкнул пальцами и по коридору поплыли кольца пахучего дыма соланы. Сушеные и свернутые листья которой, жители Эфроса, родной планеты Лозоходца, очень любили покурить после приема пищи.
Лозоходец был по меркам землянина вполне молод. Красив и даже элегантен. На нем был бежевый пиджак, белая рубашка, синие брюки и мокасины из тонкой натуральной хорошо выделанной кожи. Глаза без радужки и зрачков, которые постоянно сбивали с толку людей, он прикрывал широкополой шляпой, края, которой постоянно касался, когда кто-то находился рядом. Некоторые думали, что таким образом он отдает им честь, или оказывает знаки почтения. Думали, в общем, зря. Лозоходец, таким образом, прятал свои необычные глаза и только.
Его единственного из всех колонистов Химеры не посадили в тюрьму, т.е. выслали не как заключенного с определенным сроком, а изгнали с его собственной планеты навсегда.
Жители Эфроса имели небольшую, но очень дружную популяцию. Около пятидесяти миллионов всего. Состоявшая из несколько крупных городов, красивых и хорошо обустроенных, она процветала, и поэтому, не терпела ничего возмущающего устоявшийся порядок.
Лозоходец был не просто странен, тем более для Эфросцев. Он, как им казалось, представлял явную угрозу всей популяции.
Повзрослев, и обнаружив свои способности. Обладая невероятной властью над веществом, развитым мозгом и здоровыми амбициями, он вприпрыжку взошел бы на трон Эфроса и стал его Императором.
Поэтому правительство планеты решило от него избавиться. Но, возникли затруднения. Лозоходец был рожден на Эфросе и являлся его гражданином.
Просто так вышвырнуть гражданина Эфроса за пределы системы не позволяли не только законы планеты, но и национальная гордость маленького дружного народа. Тогда на помощь пришли священники.
Они обратили процесс изгнания члена общества в общественно полезное действо.
Синод «Веры Эфроса» присвоил Лозоходцу звание схимника. Священника низшего ранга, который должен всю жизнь мотаться между мирами и нести «Свет Эфроса» народам других планет.
С этим вердиктом и заданием «Нести Свет Эфроса» жителям Химеры, он и был отправлен на эту планету.
Лозоходец игнорировал службу – на что, собственно, и рассчитывало правительство Эфроса. Они были уверены, что Лозоходец не сможет покинуть Химеру никогда, поскольку Синод Эфроса никогда не призовет его обратно в виду плохого исполнения возложенных на него обетов.