ХИМИЧЕСКАЯ СВАДЬБА ХРИСТИАНА РОЗЕНКРЕЙЦА
Шрифт:
Явление духовного существа в синем одеянии, усыпанном звездами и передача им письма — это переживания, которые странник в «Химической Свадьбе» испытывает не по собственному свободному решению души. В дальнейшем он переходит к тому, чтобы вызывать переживания благодаря именно такому свободному решению. Он впадает в состояние, похожее на сон; оно приносит ему сновидческий опыт, но содержание этого опыта имеет силу действительности. Он способен на это, поскольку после уже испытанных переживаний, находясь в состоянии сна, вступает в отношения с духовным миром, отличные от обычных. Душа человека в обычном сновидческом переживании не скреплена с духовным миром связью, снабжающей ее представлениями, имеющими силу действительности. Но душа странника в процессе «химической свадьбы» преобразилась. Она настолько окрепла внутренне, что во время сновидческого опыта может воспринимать то, что связывает ее в переживании с духовным миром, в котором она находится. И благодаря этому опыту она прежде всего переживает собственное вновь приобретенное отношение к своему физическому телу. Она переживает это отношение в имагинации башни, в которую заключен сновидец, и из которой он выходит на свободу. Она сознательно переживает
Сновидческие переживания странника в «Химической Свадьбе» имеют силу действительности именно потому, что благодаря им он осознает, что отныне может приближаться к природе и к миру людей в таком душевном расположении, которое позволяет созерцать то, что сокрыто от обычного сознания и в том, и в другом. Благодаря этому он созревает для опыта следующего дня.
Описание второго дня также начинается с указания, что природа является страннику неким новым способом. Но он должен прозревать не только в глубинные основания природы; его взор отныне должен проникать в побудительные мотивы человеческих волений и действий еще глубже, чем дано обыденному сознанию. Автор «Химической Свадьбы» хочет сказать, что этому обычному сознанию знакома лишь внешняя сторона воления и действия и что даже собственные воления и действия люди посредством этого сознания замечают лишь с внешней стороны. Лежащие глубже духовные импульсы, вливающиеся из сверхчувственного мира в эти воления и действия и формирующие социальную жизнь людей, остаются неизвестными для этого сознания. Человек может пребывать в убеждении, что к действию его побуждает тот или иной мотив; на самом же деле этот мотив — всего лишь маска для вещей, остающихся неосознанными. До тех пор пока люди в своей социальной жизни руководствуются обычным сознанием, в совместную жизнь вторгаются силы, не отвечающие потребностям того развития, которое было бы для человечества спасительным. Этим силам должны противостоять другие, которые прозреваются сверхчувственным сознанием и должны быть воплощены в социальное действие. К познанию подобных сил и должен быть приведен странник из «Химической Свадьбы». Для этого он должен проникнуть взором в людей и узреть существо, которое живет в них в действительности, существо, полностью отличное от того, что они в себе предполагают и не находящееся в соответствии с тем местом, какое они занимают в установленных обычным сознанием общественных отношениях.
Картина природы, какой она открывается обычному сознанию, весьма отличается от картины общественных отношений. Но сверхчувственные силы природы, знакомые духовному сознанию, сродни сверхчувственным силам этих социальных отношений. Алхимик стремится к познанию природы, которое должно послужить основанием истинного человекопознания. Странник в «Химической Свадьбе» должен отыскать путь к такому познанию. Ему, однако, указывают не один этот путь, а множество путей. Первый ведет его в область, где рассудочные представления обыденного сознания, приобретенные в чувственных восприятиях, действуют при получении сверхчувственного опыта таким образом, что при совместном действии обеих сфер опыта убивается способность усматривать действительность. Второй угрожает тем, что душа может потерять терпение, когда, получив духовные откровения, будет вынуждена долго ожидать, пока постепенно созреет то, что было первоначально получено лишь как недоступное пониманию откровение. Третий путь требует людей, которые, благодаря бессознательно достигнутой эволюционной зрелости, за короткое время приходят к созерцанию, приобретаемому другими в длительной борьбе. На четвертом пути человек встречается со всеми силами, которые, действуя из сверхчувственного мира, затуманивают его сознание и внушают ему страх, стоит ему только захотеть оторваться от чувственного опыта.
Какой путь изберет для себя та или иная душа, зависит от состояния, в какое она пришла благодаря опытам обычного сознания до того, как вступила на путь духовного странствия. «Выбирать» в обычном смысле слова она не может, ибо в этом случае выбор исходил бы от чувственного сознания, которому право решения в сверхчувственных вещах не принадлежит. Невозможность подобного выбора видит, согласно «Химической Свадьбе», и наш странник. Но еще он знает, что его душа достаточно окрепла для поступков в сверхчувственном мире, что она может быть побуждена к праведным деяниям, если такое побуждение исходит из духовного мира. Имагинация «освобождения из башни» дает ему это знание. Имагинация «черного ворона», отнимающего пищу у «белого голубя», вызывает в душе странника определенное чувство; и это чувство, образованное из сверхчувственного, имагинативного восприятия, ведет по тому пути, по какому не мог бы повести выбор, сделанный обычным сознанием.
На этом пути странник приходит туда, где люди и связи между ними предстают его взору в том свете, что недоступен для переживания в чувственно воспринимаемом теле. Через врата он входит в жилище, где люди ведут себя в соответствии с влившимися в их души сверхчувственными силами. Благодаря опыту, полученному в этом доме, он должен пробудиться к новой жизни, которая обязательно будет вести его, когда его сверхчувственное сознание охватит достаточно большую область этого опыта.
Иные критики «Химической Свадьбы Христиана Розенкрейца» высказывали мнение, согласно которому она не более чем сатирический роман, высмеивающий поведение каких-то сектантов, алхимиков с их авантюризмом и тому подобное. Но, быть может, действительно правильное воззрение на переживание, через которое автор проводит своего странника «перед вратами», состоит в том, что сатирический настрой, обнаруживаемый этим произведением в последующих частях, обращается в душевный опыт, чья серьезность принимает форму, кажущуюся чистой сатирой только тому, кто желает ограничить себя одной лишь областью чувственных переживаний.
Второй день душевной работы приводит духоиспытателя, чей опыт описывает Иоганн Валентин Андреэ, к переживаниям, благодаря которым решается, действительно ли он способен достигнуть истинного духовного созерцания или же его душа погрузится в мир духовного заблуждения. Эти переживания для его способности восприятия облекаются в имагинации «входа в замок», где властвует мир духовного опыта. Подобные имагинации может иметь не только истинный, но и неистинный духоиспытатель. Душа приходит к ним, следуя определенным образом направленным мыслям и определенного рода ощущениям, благодаря которым она оказывается в состоянии представить себе определенную среду, о которой она получает сообщения без посредства чувственных впечатлений.
По тому, как Андреэ изображает общество ложных духоиспытателей, среди которых «Брат Розенкрейц» все еще находится во «второй день», можно понять, что тайна различения истинных и ложных духоиспытателей хорошо ему известна. Тот, кто имеет возможность правильно судить о подобных свидетельствах духовных воззрений автора «Химической Свадьбы», не усомнится в истинном характере этого произведения и в сути намерений Андреэ. Оно написано совершенно откровенно и вполне может объяснить человеку с серьезными устремлениями, в каком отношении стоит мир чувственный к миру духовному и какие силы может взрастить человеческая душа для социальной и нравственной жизни благодаря познанию духовного мира. Лишенный сантиментов, юмористический и сатирический стиль изложения Андреэ говорит не против, но в пользу совершенной серьезности его намерений. Эту серьезность вполне можно угадать не только за легковесными, на первый взгляд, сценами; ощущение такое, что Андреэ пишет как человек, стремящийся не затуманивать настроение своего читателя сантиментами по поводу тайн духовного мира, но воспитать в нем душевно свободное, самосознающее и разумное отношение к этому миру.
Если кто-то благодаря завершенности мыслей и определенного рода ощущениям оказывается способен представить себе сверхчувственный мир в имагинациях, то эта способность еще не гарантирует, что эти имагинации пригодны для установления действительных отношений с миром духа. Брат Розенкрейц видит себя на поле имагинативных переживаний в окружении несметного множества душ, которые, хотя и живут в представлениях о духовном мире, но из-за своего внутреннего склада никак не могут прийти в соприкосновение с этим миром. Возможность такого действительного соприкосновения зависит от того, как духоиспытатель ориентировал свою душу в отношении чувственного мира, прежде чем он вступил на порог мира духовного. Такая ориентация приводит душу в определенное состояние, которое переносится за порог и открывается в духовном мире таким образом, что последний либо принимает, либо отвергает ищущего. Правильное душевное состояние может быть достигнуто, только если духоиспытатель готов сложить перед порогом все, что определяет его отношение к миру в сфере чувственно воспринимаемой действительности. Для пребывающего в духовном мире должны потерять свою действенность те душевные импульсы, благодаря которым человек, исходя из внешнего жизненного положения и внешней судьбы, ощущает характер и ценность — или весомость — своей собственной личности. И если трудно бывает подчиниться даже этой необходимости, из-за которой человек чувствует себя как бы перенесенным в своего рода душевное детство, то еще больше обычному ощущению противодействует необходимость подавить ту форму суждений, что служит для ориентации в чувственном мире. Следует прийти к убеждению, что этот род суждений приобретен в чувственном мире, что он имеет значение только в этом мире и что следует быть готовым почерпнуть из самого духовного мира,ы каким образом судить о нем. Брат Розенкрейц, войдя в замок, развивает в себе душевное настроение, происходящее из ощущения подобной необходимости. В первую ночь после того, как его проводили в замок, он не позволяет отвести себя в комнату, но остается в зале, до которого добирается благодаря участию в событиях второго дня. Таким способом он предохраняет свою душу от попадания в ту область духовного мира, с которой действующие в его внутреннем существе силы еще не могут связать его должным образом. Душевное настроение, удержавшее его от проникновения в духовную область более далекую, чем та, куда он проник во второй день, продолжало действовать в его душе в течение всей ночи и вооружило его такими способностями восприятия и воления, какие потребуются ему на следующий день. Те же, кому удалось проникнуть, прибывшие вместе с ним и неспособные на подобное душевное настроение, на следующий день будут отброшены от духовного мира, поскольку они не смогли развить результатов подобного настроя. Без этих результатов они не могут при помощи действительных внутренних сил связать свои души с духовным миром, в определенном смысле окружающим их лишь внешне.
События у врат — встреча со львом, чтение надписей на двух колоннах при входе и прочие происшествия второго дня — переживаются братом Розенкрейцем таким образом, что становится видно, как его душа действует в обозначенном настроении. Он проходит через этот опыт так, что ему остается незнакомой та его часть, которая обращена к обычному, связанному с чувственным миром рассудку, и оказывается приемлемой только та часть, которая вступает в наглядную духовную связь с более глубокими душевными силами.