Хищник цвета ночи

Серганова Татьяна

— Это решать не мне, а суду. Он примет в расчет все обстоятельства и вынесет приговор, — спокойно отозвался Петров, но по его лицу я неожиданно поняла, что шансов почти нет.

— Ник рассказал вам о шаери?

— А что это?

— Я его шаери. Половинка зверя. Он чувствовал, что со мной происходило. Мою боль. Скажите, вы женаты? Что бы с вами было, если бы вы не только знали, что вашу жену в данный момент насилуют, но и чувствовали это? Ее… мой страх, ужас и отчаяние. Вы бы смогли сдержаться? Войти в спальню

и понять, что вашего ребенка больше нет? — Я кричала и ничего не могла с этим поделать.

— Это надо остановить! — Ко мне подбежала мама.

— Успокоительное. Я вызову врача, — вторила ей психолог, но я оттолкнула их и смотрела прямо в глаза следователю.

— Да, я не могу избавиться от этих воспоминаний. Да, меня преследуют кошмары. Но я рада. Рада, что эта мразь мертва. Что он не будет сидеть на скамье подсудимых, нагло улыбаться и смотреть мне в глаза. Что он через пару годиков не выкупит себе свободу.

— Я понял вас, Виктория. У меня только один вопрос. Вы хотели этого ребенка?

Гнев сразу утих, я опять стала слабой, беспомощной и растерянной.

— Что?

— Господина Н’Ери обвиняют еще и в том, что он против вашей воли сделал вам ребенка, а это противоречит соглашению между хищниками и людьми.

— И кто выдвинул эти обвинения? — Я бросила злой взгляд в сторону мамы.

Та быстро замотала головой и пожала плечами.

— Берт З’Ерн.

Почти не удивилась этому заявлению. Дорогой кузен не упустит возможности утопить Ника.

— Тогда могу со всей уверенностью сказать, что я хотела этого ребенка и принуждения со стороны моего жениха не было.

— Благодарю за ответы. Если будет необходимость, мы с вами свяжемся.

— Я могу его увидеть?

— Как только вам разрешит врач.

В дверях уже стояла медсестра со шприцем на изготовку. Я покачала головой:

— Не надо. Со мной все хорошо.

— Вика, но, может…

— Не надо, — оборвала маму, возвращаясь на кровать. — Сейчас я просто хочу побыть одна.

Этим вечером мне все-таки удалось отвоевать свою жизнь. Три дня, в течение которых я самозабвенно предавалась тоске, жалея себя, подошли к концу. Прошлого не воротить и изменить его невозможно, но я намеревалась воевать за свое будущее.

Первый, самый сложный разговор был с мамой, которая наотрез отказывалась признавать, что я здорова и способна сама принимать решения.

— Ты пережила такой стресс, — настаивала она.

— И выжила, — перебила ее и покачала головой, стараясь не смотреть в глаза родительнице.

И как я могла допустить такое? Как незаметно позволила родным влезть в мою судьбу, перевернуть ее до основания? Ведь раньше все было совсем иначе — самостоятельная жизнь в столице, работа, независимость.

Изменения произошли после того, как маме поставили страшный диагноз. Именно страх потерять ее сделал свое дело, я дала слабину. Господи,

да я готова была жизнь свою отдать, лишь бы спасти ее. А получается, отдала свободу.

Даже сейчас, твердо уверенная в принятом решении, я испытывала чувство вины. За то, что выросла. За то, что отказывалась подчиняться. За то, что причиняла ей боль, хотя шесть месяцев назад клялась всегда слушаться. Лишь бы она осталась с нами. Как изменчив наш мир.

— Я ведь хочу как лучше.

— Но делаешь только хуже. — Говорить это оказалось сложно, но необходимо. — Мам, не надо… Просто не надо. Пусть я набью шишки, пусть мне будет больно. Но это буду я. Пытаясь надавить, ты лишаешь меня смысла жизни. А я этого не хочу.

— Вика, что ты такое говоришь? Ты из меня врага делаешь.

Ее глаза были полны непролитых слез, и сердце снова дрогнуло, а разум подкинул другие воспоминания. Когда мама лежала на больничной постели, исхудавшая, бледная, с огромными синими тенями под глазами, а я застыла на жестком стуле, держа в руках ее хрупкую ладонь, и молилась как только могла.

Пришлось даже ущипнуть руку, чтобы прийти в себя. Все слишком далеко зашло.

— Правду, — тихо, но твердо ответила ей. — Если ты меня действительно любишь, то поможешь и примешь мое решение.

— Он причинил тебе столько боли.

— Но именно Ник сделал меня счастливой, — возразила ей.

— То есть ты выбираешь его?

Разговор зашел в тупик. Никогда не думала, что дойдет до такого, мы ведь всегда ладили. Или это была видимость, потому что наши интересы совпадали? А теперь правда наконец открылась.

— Ты действительно желаешь так поставить вопрос? Хочешь заставить меня сделать выбор? — спокойно спросила я.

Мама поджала губы и некоторое время молчала.

— Что ты хочешь?

— Мне нужен ноут, доступ в интернет и телефон. Еще ты говорила, что мое лечение оплачивают Н’Ери.

— Да, это так.

— Отлично. Мне необходимо с ними поговорить. У тебя или у персонала есть контакты? Если меня отсюда не хотят выпускать, то пусть впустят их. Мне все равно, кто это будет.

— Хорошо.

— Спасибо.

Ноутбук и сотовый я получила через полчаса. Мама с каменным выражением лица вручила мне все и так же молча удалилась.

Интернет великая вещь, там можно найти много интересного. Особенно когда все отечественные и зарубежные СМИ трубят о кровавой резне в нашем некогда спокойном городке.

Оказывается, Морозов не терял времени даром. Убив отца (журналисты писали о том, что он лично застрелил родителя), отморозок запустил цепную реакцию. Главы местных бандитских группировок, те самые, которые помогли ему обезвредить охрану Морозова-старшего и возвели на трон, жаждали получить свой куш. И он обещал им богатства и капиталы хищников. Оставалось всего ничего — силой отобрать их.