Хищник
Шрифт:
– Не увлекайся, Феликс, – остановила тогда Дарья разглагольствования своего "механического мальчика", – а то я, не ровен час, подумаю, что ты сводничеством занялся. Лучше объясни, что это означает на практике – иметь свободу покинуть "Лорелею". Куда покинуть? С чем? С какими перспективами? И не опасно ли это – иметь на борту большое количество людей в заведомо заниженном статусе?
– Начнем с конца, – чуть заметно пожал плечами Феликс. – Не опасно. У них нет физического доступа ни к одному из по-настоящему чувствительных объектов, да и оружие их слушаться не станет. Так что, нет, не опасно.
– И контрразведка, небось, имеется? – уточнила Дарья.
– Внутренняя безопасность, – кивнул Феликс. – Но об этом, Ваша Светлость, вы лучше кого-нибудь
– Проехали, – согласилась Дарья, догадывавшаяся, что коммуна – это не только свобода, но и "учет". – Излагай дальше!
– Вольны, означает – вольны, – вежливо улыбнулся Феликс. – На большинстве миров можно "списаться на берег". Берут средство связи, получают маячок и немного денег в местной валюте, и гуляй – не хочу. Когда номадов поблизости нет, и обстановка позволяет, почему бы и нет. Вы только представьте, Ваша Светлость, ну появятся два-три десятка иностранцев где-нибудь в Новом Амстердаме или Шанхае, поболтаются по городу, выпьют в кабаке, перекусят, зайдут в бордель – коли о мужиках речь, и что? Кому они интересны? Лишнее скажут, так никто им не поверит. Да и наказание за это полагается, о чем они, разумеется, осведомлены. А вот сбежать не получится. Маячок. Так что и пробовать не стоит. Нет смысла. А захотят уйти, тут другой протокол. Говоришь, где именно хочешь сойти, получаешь приличные "отпускные и подъемные", не считая переведенной в местную валюту собственности, документы и непротиворечивую легенду, которая заменяет в твоей голове настоящие воспоминания, и "до свиданья!". У нас таких "вышедших в отставку" уже, полагаю, близко к пяти сотням набирается…
– Пятьсот человек? – опешила Дарья. – А сколько же их вообще на борту?
– Одномоментно до семи тысяч. Сейчас, конкретно, шесть тысяч восемьсот девяносто шесть.
– А компаньонов сколько? – спросила Дарья, еще плохо знавшая в ту пору реалии Ковчега. – Или это тоже секрет?
– Нет, – покачал головой Феликс. – Не от вас. Компаньонов, включая вас, Ваша Светлость, нынче сто семь душ…
4. Марк де Вриз
3 февраля 1930 года, борт торговца "Лорелей"
Марк был знаком с Лучезарной без малого сорок лет. В иных местах для многих и многих – целая жизнь, никак не меньше. Но для них двоих всего лишь четыре десятилетия. Их сроки сочтены на иной манер. Марк знал это твердо, и в знании своем не сомневался. Чего он не знал, однако, так это того, кто она на самом деле. На этот счет у него было два предположения, и оба ему не нравились. Она, как и он, скорее всего, пришла сюда с "той стороны". Доказательства сплошь косвенные, и ни один суд присяжных не принял бы их, как бесспорные, даже по совокупности. Но Марк не суд присяжных, он верил своей интуиции, а та упрямо твердила, "с той стороны". Оставался, однако, один немаловажный вопрос – откуда именно? На той стороне, как и на этой, живут разные существа и в очень разных местах. Однако Марк полагал, что Лучезарная или из аханков, что было бы забавно, но небезопасно, или из тойтши, что равносильно издевательству, но, в любом случае, из империи.
Ему хотелось бы знать о ней больше – и не только потому, что она Посредник, – но пока не получалось. Она – и он знал это наверняка, – тоже испытывала к нему отнюдь не праздный интерес, и тоже никак не могла утолить свою любознательность. Ведь свои секреты Марк хранил так, как они того и заслуживали. Тщательно. На Земле Дари, и еще кое-где во Вселенной, такое положение дел называют "танцем из интереса". Двое танцуют, но сам танец интересует их в последнюю очередь.
– Что ж, – Лучезарная, походившая в пышных своих нарядах на куклу, тем более что и лицо фарфоровое, медленно подошла к балюстраде, оперлась на мраморные перила и взглянула на Нижний город, который, как и предполагало название, лежал внизу, – я удовлетворена увиденным, господа. Требования заказчика соблюдены. "Груз" на месте. Не вижу веских причин для промедления.
– Ну, мы, собственно, и не возражаем, – деликатно заметил в ответ Кормчий, намекая на то, что причиной задержки является сама Лучезарная.
– Хорошо! – оставалось неясно, поняла ли госпожа-посредница суть возражений, но даже если поняла, ее это не взволновало. Так было всегда, и этот раз ничем, собственно, не отличался от предыдущих. – Лорх поведет вашу лохань, – указала она на невысокого бледного мужчину неопределенного возраста, появившегося в ее свите не случайно и не в первый раз.
– Не думаю, – возразил Кормчий. – "Лорелею" пилотирую или я, или кто-то из наших шкиперов. Но в таком случае, как этот, – я имею в виду поход "на ту сторону", – только я, и никак не господин Лорх. Я чужого до управления не допущу, и вы, леди, это знаете. Так что давайте без фокусов. Пилотирую я, а он показывает мне дорогу.
– Ладно, – Лучезарная даже головы не повернула. – Калвин – еще один плавный жест, на этот раз в сторону высокого молодого брюнета, вполне "узнаваемого" на взгляд Марка, но отнюдь не знакомого. – Калвин представитель заказчика, он будет с вами в рубке.
– Тогда я возьму с собой двух телохранителей, – Егор говорил по видимости спокойно, но чувствовалось, он встревожен, хотя Марк и не понимал пока, с чего вдруг. Все, вроде бы шло, по протоколу. Но всех подробностей он мог и не знать.
– Хорошо! – Лучезарная по-прежнему смотрела на радужные огни Нижнего города. – Двое, но не больше.
– По моему выбору, – чуть расслабился Егор.
– Да, хоть монетку бросайте! – Лучезарная повернулась, обвела всех своим фирменным "слепым" взглядом, от которого кишки закручивает в жгут, и пошла на них так, что Егор и Марк вынуждены были отступить в стороны, чтобы открыть ей путь.
– Не провожайте меня, господа! – Бросила, проходя мимо. – Я помню дорогу.
– Милая женщина! – усмехнулся Егор ей вслед и покачал головой. – Любит всех по стойке смирно поставить.
– От тебя убыло? – поинтересовалась Сабина.
– Ничуть! – покачал головой Егор. – Но дело принципа. Я, милая, перед самим Троцким не петушил, но, с другой стороны, и он, бля буду, не требовал. А эта дамочка всю жизнь кому-то что-то доказывает, и зря. Вы, Лорх, если хотите, можете передать ей потом эту мою мысль дословно. Ничего оскорбительного, как вы понимаете, одна голая, как баба в бане, правда! Пошли!
– Куда? – Марк сообразил уже, что волнение Егора было напускным, и что Кормчий рад, на самом деле, тому, как разрешилась ситуация. Не знал пока только, почему.
– В рубку, – объяснил Егор, – Я и Сабина пилотируем, Лорх дорогу указывает, господин Калвин присутствует, а вы с княгиней охраняете мою драгоценную задницу. Как тебе, Марик, такой расклад?
– Постойте! – вмешался в разговор представитель заказчика. – О госпоже Сабине мне никто ничего не говорил.
– А вам разве не объяснили? – "удивился" Егор. – Я пилотирую только в четыре руки и только в паре с Сабиной, Это все знают. Да, вот хоть Лорха спросите!
– Это так? – спросил мужчина, оборачиваясь к навигатору Лучезарной.
– Это так! – подтвердил тот, и все отправились в рубку.
5. Дарья Телегина
15 февраля 1930 года, борт торговца "Лорелей", "Та сторона".
Переход на "ту сторону" оказался той еще головной болью. В прямом и переносном смысле. Голова после маневров в Пограничье – в зазоре между двумя вселенными, этой и той, – разболелась так, что Дарья даже пошевелиться боялась, чтобы боль ее попросту не убила. Голова раскалывается, перед глазами кровавое марево, а сердце… Ну, что до сердца, то оно неожиданно оказалось в горле, и создалось впечатление, что своими неровными толчками, отдающимися в висках и затылке, оно пытается вытолкнуть себя в гортань и далее везде. Однако, эволюции в Пограничье, едва не стоившие Дарье жизни, оказались лишь увертюрой, после которой пришло время самой "оперы". А в полноразмерной опере, если что, должно быть не менее трех актов. Что там по этому поводу говорил господин Аристотель?