Хищники царства не наследуют
Шрифт:
– Оставим дегустации до лучших времен. Давайте поговорим о деле. Госпожа Давлетова снова пишет жалобы. Начальство поручило мне ваш повторный допрос. Расскажите мне снова все по порядку об отношениях с Айгуль Давлетовой и не стройте из себя Мефистофеля. Может, вам хоть что-то известно о том, как она жила после отъезда из Солнечногорска.
– Я видел жалобу Давлетовой. Ваш начальник был более честным, чем вы, и дал мне прочесть то, что все вы в отделе считаете бредом сумасшедшей. Знаете, что я вам скажу? Эта несчастная женщина совершенно права. Я – действительно порождение
Инна закатила глаза и скривила губы. Паяц, совершеннейший паяц!
Балыков же не смягчал тона.
– Теперь, когда мы не в вашем обшарпанном кабинете, а я не дохлая муха на булавке энтомолога, я намерен поделиться с вами своей версией событий.
– Вы всегда говорите так витиевато или это библиотека эзотерики на вас дурно влияет? – саркастически спросила Инна.
– Видите ли, – Андрей встал и прошелся по комнате, – когда-то в прошлой жизни я работал простым следователем районного отдела МВД. Моя жизнь была проста, и говорить о ней витиевато не было необходимости. Потом в ней произошли некие события, которые и породили во мне желание заглянуть в бездну ученых книг. Понять я ничего не понял, но понахватался красивостей и теперь пудрю мозги очаровательным барышням.
Инна наклонила голову на бок и скрестила руки на груди.
– Что за события? Когда я сколотил первоначальный капитал, то, как водится, перешел дорогу нехорошим людям, и … В общем, меня не убили, а прокляли. Теперь все последующие годы я процветаю, а люди, которых я люблю, умирают. Умерла моя жена, брат, мать, друг, любовница. Если я делаю пожертвования, то, прикасаясь к моим проклятым деньгам, погибают и страдают люди. Вот прихожу я, скажем, в ваш затрапезный кабинет. Первая мысль такая: тысяч цать тут надо, и через неделю будет чисто и уютно. А вторая мысль такая: следователя Мещерякову собьет на пешеходном переходе случайно проезжающий автобус.
Инна слушала его спокойно, не перебивая, и у неё окончательно созрела мысль, что она имеет дело с сумасшедшим.
– В силу вышеизложенного, как любят писать в официальных документах, – произнес без улыбки Андрей, – я полностью ответственен за гибель многих и многих людей.
– Конечно, то, что вы поведали, очень, м-м-м… необычно, – Инна запнулась. – Я бы даже сказала, что это интересно для беллетриста. Но звучит для меня, как следователя, не очень убедительно.
– Я и не рассчитывал, что вы так просто поверите мне, – возразил Андрей, продолжая ходить по комнате, – в это верю я сам. Вот что главное. Скажу больше: я пытался освободиться от проклятья, но известными мне способами это не удалось. В итоге я избавился от всех, к кому у меня могла бы сформироваться привязанность, и, попросту говоря, перестал тратить свои деньги на нужды, не связанные с бизнесом.
– Живете анахоретом, развиваете бизнес и развлекаете себя странными причудами, – заключила Инна.
– В точности так, – ответил Андрей, с удовольствием в голосе.
– Чего же вы хотите от меня? – спросила она.
– Ничего, – ответил он, снова наливая себе кофе, – не я к вам пришел, а вы ко мне.
– А дочь с вами не живет по той же причине? – спросила Инна, чтобы окончательно убедиться в том, что собеседник верит в придуманную им историю.
– Да, я не хочу её потерять. И деньгами я ей не помогаю. Она художница, зарабатывает, как может. Иногда мои влиятельные друзья покупают её картины.
– И вы не видите никакого выхода из ситуации? – спросила Инна.
– Пока не вижу, но ищу этот выход. Вот, пытался избавиться от денег, так меня в психушку заперли. Мне там очень не понравилось. С тех пор я маскирую свое безумие и живу в предложенных мне условиях.
Инна покачала головой, дивясь, как далеко может зайти человек.
***
– Мы же будем целую неделю ехать поездом! Самолеты отменили, что ли? – возмущался Балыков, дергая нервно плечами. Викуша обняла его и положила голову на плечо.
– Воспринимай это как отпуск, – сказала она, водя пальчиком по застежке-молнии на его куртке, – давно ли ты был в отпуске?
– Почти три месяца в дурке. Чем не отпуск? – сварливо сказал Балыков, но смягчился и погладил дочь по кудрям.
– Проводница в синей форме и пилотке застилает постель, изящно изогнувшись у нижней полки. Чай в стаканах с подстаканниками с дольками вялого лимона и кубиками рафинада… Романтично, сам бы поехал! – усмехнулся Ждан Горшенёв.
– Нельзя тебе, – сварливо ответил Балыков, – кто-то должен на хозяйстве остаться.
Ждан попрощался и остался на пероне. Троица погрузилась в полупустой и светлый купейный вагон. Пахло особенным запахом поезда – кисловатым, с нотками моющего средства, глаженой постели, пыльных одеял и такого же пыльного ковролина.
– Есть хочу! – капризно сказала Вика, оглядывая купе. – Хочу вареную курицу, бледную и холодную, завернутую в газету. Яблок, сала с черным хлебом и огурцом. И пару яичек облупить.
Она села и похлопала по сиденью. Взяла меню вагона-ресторана.
– У-у-у, – разочарованно протянула она, – суп с клецками, гуляш и греча.
– Обед был довольно невкусным: суп с макаронными звездочками, курица с рисом и компот, – процитировал Балыков, но Пелевина никто не читал и шутку не оценил. Только дочь пожалела, что отца в клинике плохо кормили.
Тронулись. Табеев стоял в коридоре возле дверей купе. Он не хотел мешать семейным разговорам. Вика приняла на свой счет и обиделась.
– Он так странно смотрит на меня, – сказала она отцу шепотом, – я его иногда боюсь.
– Он на всех странно смотрит, – хмыкнул Балыков.
– А у него есть женщина?
– Никогда не интересовался, – ответил Балыков и раскрыл газету «Гудок» за вчерашний день.
– Ты о нем так мало знаешь, – осторожно сказала Викуша и заглянула отцу в глаза..
– Я знаю о нем всё, что мне нужно, а самое главное – я ему доверяю как себе, – сказал Балыков, словно нехотя, и снова уткнулся в газету.
Викуша стала смотреть в окно и до самой первой станции молчала, подперев руками подбородок. На станции Табеев вышел на перрон, купил у бабки целую корзинку пирожков и занес их в купе.