Хищники
Шрифт:
— Ты еврей? — наконец спросил он.
— Да, доктор, — ответил я.
— Я тоже еврей. Я молча кивнул.
Он поднялся, взял какой-то маленький черный инструмент с лампочкой на конце, сунул его сначала в мое правое ухо, потом в левое. Вновь сел за стол.
Продолжил чтение медицинской карты. Затем раскрыл толстый фолиант и начал что-то из него вычитывать. Я огляделся, не стоит ли кто за мной. Нет, очереди выстроились к другим врачам. Мне призывники напоминали скот, идущий на бойню из какого-нибудь ковбойского фильма. Врачи не видели в них людей. Их интересовали
Но я полагал, что со здоровьем у меня все в порядке, поэтому не понимал, в чем заминка. Повернувшись к доктору, я забарабанил пальцами по столу. Доктор поднял на меня глаза.
— Ты хорошо слышишь?
— Более чем.
Он вздохнул.
— Джерри, когда тебе делали мастоидектомию [24] ? Я задумался.
— Не помню, доктор. Наверное, я был совсем маленьким.
— Скорее всего. Перфорация в барабанной перепонке практически затянулась. Тебе повезло, что операцию не пришлось делать на втором ухе. Иначе ты бы уже оглох.
24
Удаление верхушки сосцевидного отростка. Зачастую выполняется при воспалении среднего уха, когда гной прорывает барабанную перепонку.
— И что все это значит?
— Ничего. Если б в детстве тебе сделали операцию на оба уха, ты бы получил категорию четыре-эф.
— Но, доктор, мне говорили, если у человека перфорированная барабанная перепонка и он не слышит так же хорошо, как остальные, этот человек может остаться без головы.
Доктор хохотнул.
— Ты получишь категорию один-бэ. Годен к нестроевой.
— И что из этого следует?
— Тебя определят то ли на кухню, то ли в ремонтные мастерские. Может, даже писарем, — ответил он. — Честно говоря, не знаю, как они тобой распорядятся.
— Я бы мог подсказать, как мною распорядиться. Оставить меня дома.
— Где же твой патриотизм, Джерри? Ты Должен сгорать от желания убить Адольфа Гитлера.
— Я еврей, доктор, а не герой.
Доктор заполнил формуляр и передал мне.
— Эта бумага определяет тебя в категорию «годен к нестроевой». Не один-а, но и не четыре-эф. Тебе надо прийти завтра и пройти дополнительную проверку. Я рекомендовал направить тебя в авторемонтные мастерские.
Я взглянул на доктора. Потом прочитал формуляр и наконец-то понял, какую он оказал мне услугу.
— Спасибо, доктор. Я вам очень признателен. Большое спасибо.
Он улыбнулся мне, похлопал по плечу.
— Ты напомнил мне сына. Он еще учится в медицинской школе, и я молю Бога, чтобы эта ужасная война закончилась до того, как ему придется идти в армию.
— Спасибо вам, доктор, — повторил я. — Надеюсь, все сложится хорошо и для вашего сына.
Гранд-Централ я покидал в превосходном настроении. И тут меня окликнул знакомый голос. Бадди. Я направился к нему.
— Каким ветром тебя сюда занесло?
— Меня призвали.
— Ты уже прошел медкомиссию? Бадди закурил сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым из широких ноздрей.
— У меня все в норме. Один-а. А что у тебя?
— Один-бэ.
— Это еще что такое? Впервые слышу.
— Я тоже. Но жаловаться мне не на что. Доктор рекомендовал отправить меня в авторемонтные мастерские.
— Да что ты понимаешь в автомобилях? Ты даже не знаешь, как на них ездить! Я уставился на него.
— Пошли отсюда. У меня есть идея! Из Гранд-Централ мы вышли на Лексингтон-авеню и завернули в маленький кафетерий. Взяли по чашке кофе, сели за пустой столик. Бадди пригубил кофе.
— Черт, какой горячий!
— Дай ему остынуть, — и я протянул Бадди формуляр, полученный от врача.
Он прочитал его, посмотрел на меня.
— А мне что с этого? Я такой не получу. — Он вытащил из кармана полоску бумаги, повертел ею у меня перед носом. — Мой врач определил меня в категорию один-а.
— Что с тобой произошло, Бадди? Куда подевался тот-хитрец, которого я всегда знал? Что с тобой сделала медкомиссия? Запугала до смерти?
— А что я могу поделать?
— Разве ты не помнишь старика-негра, который умеет так ловко подделывать документы? Ты еще меня с ним знакомил. Не он ли нарисовал Эдди лицензии, разрешающие ему изготовлять сельтерскую, развозить ее на грузовике и продавать?
— Да, я знаю этого старика.
— Он все еще при деле? Ты говорил мне, что он изготавливает карточки социального страхования, водительские удостоверения, свидетельства о рождении для четырнадцатилетних, чтобы те числились шестнадцатилетними и могли работать.
— А мне-то что до этого? — Бадди никак не хотел меня понять.
— Давай навестим его. Ты говорил, что он классный специалист. — Я сунул Бадди под нос свой формуляр. — Пусть изготовит копию и определит тебя в механики. Тогда нас не разлучит и армия.
— Ты забыл одну мелочь, — пробурчал Бадди.
— Какую?
— Ты белый. А я — черный.
— Кожа у тебя почти такая же светлая, как и моя. Если кто-нибудь спросит, мы скажем, что ты — кубинец.
Бадди молчал целую минуту. Потом улыбнулся, впервые за весь день.
— Я, наверное, псих. — Он достал из кармана деньги. — Поехали. Деньги на такси у меня есть. Чем скорее я перейду в категорию один-бэ и стану белым, тем лучше.
На следующее утро мы оба прошли дополнительную проверку и в тот же вечер ехали на автобусе в Форт-Дикс, штат Нью-Джерси.
Пять часов пути, и автобус остановился у ворот военной базы. Дождь сменился снегом. Температура воздуха падала с каждой минутой.
Из автобуса вышли двадцать призывников. Встретил нас здоровяк-сержант, вообразивший себя генералом. Отвратительный тип. Плевать он хотел, что мы промокнем и замерзнем. Про усталость я и не говорю. Сначала он выстроил нас в ряд. Потом перестроил по росту. Я со своими пятью футами и восемью дюймами оказался посередине, Бадди, вымахавший до шести футов и двух дюймов — в конце.