Хит сезона (сборник)
Шрифт:
Мне же была уготована роль козла отпущения.
Салько привел меня в тот дом, выдав его за свой, отправился в театр, отыграл начало, помог загримироваться пожарнику и помчался на место свидания своей жены с любовником, чтобы ее убить в полной темноте, а я должна была в это время беситься наверху, но снять на пленку ничего не смогла.
Салько, конечно, не стал бы убивать Ельницкую, обнаружив ее вместо жены в этой квартире, и вся комбинация, разыгранная Митрофановой, рассыпалась бы.
Но Митрофанова делает еще один ход, из разряда тех, что в шахматной записи отмечают двумя восклицательными знаками. Она гримирует Рыжего под Мефистофеля, и тот становится практически неотличим от Салько.
Рыжий приходит в квартиру раньше Салько, душит его любовницу, и этот момент я успеваю сфотографировать, хотя и в очень плохих условиях.
Помешать мне эффективно воспользоваться фотоаппаратом опять-таки позаботилась Митрофанова. По ее указанию ко мне в кафе пристают два ублюдка из ее охраны и крадут фотовспышку, что я обнаруживаю только на месте. В результате снимки у меня получаются отвратительные.
Рыжий тем временем исчезает, а в квартире появляется Салько. Он ищет жену, но в квартире темно, это его настораживает, он думает, что жена по какой-либо причине не пришла, отменила свидание с любовником. Он включает в спальне свет и видит, что на кровати лежит его любовница – она задушена, и понимает, что его тоже подставили, в свою очередь.
Тут он очень быстро соображает, что раз его подставили, его будут с какой-то целью шантажировать, и понимает, что избежать этого можно только единственным способом – обеспечив себе алиби, под которое никто не сможет подкопаться. Он мчится в театр, рассказывает все дяде Васе, а тот неожиданно для Салько советует ему обратиться за помощью в милицию. А что скажет милиции Салько – историю про жену, ее любовника и фотографа, которого он нанял, чтобы их накрыть? Но если он сам в это время отсутствовал в театре, то эта история звучит неправдоподобно.
Салько рассказал следователю, как пытался уговорить пожарника, но тот настаивал, что лучше все рассказать милиции, и добавил, что если Арнольд не решается это сделать, то он сам расскажет. Тогда Арнольд в состоянии аффекта хватает лежащий у дяди Васи на столе нож и всаживает тому в спину, под левую лопатку. Попадает очень удачно – пожарник мгновенно умирает.
Но Салько не знал, что перед своим «театральным дебютом» пожарник позвонил домой, жене, и поделился с ней своей радостью – на сцену выходит. Та прибежала в театр и стала свидетельницей отсутствия в это время Салько на сцене.
Я немного отдышалась и продолжила:
– У Митрофановой все сошлось бы прекрасно, если бы Рыжий не допустил одной ошибки.
Он забыл надеть на голову черный парик, чтобы скрыть свой цвет волос.
Если бы он это сделал, мы не смогли бы догадаться, что на снимке не Салько. И тому в итоге пришлось бы отвечать еще и за убийство своей любовницы, которого он не совершал. Но Рыжий ошибся и позволил нам перейти к активным действиям.
Милиция меня искала, потому что я была главной подозреваемой. Салько заявил, что нанял меня, а на месте преступления нашли целую кучу моих отпечатков пальцев. С него взяли подписку о невыезде и отпустили. Он забился в свою квартиру на набережной и просидел в ней, не показывая носа на улицу, вплоть до того самого момента, пока за ним не приехала милиция, теперь уже по моей наводке.
Если бы меня арестовали, дело, пожалуй, до сих пор не было бы раскрыто, а я так и была бы главной подозреваемой. Кроме того, сомневаюсь, что удалось бы раскрыть убийство пожарника дядя Васи. Очень помог мне Сергей Иванович, сходив в морг и поговорив там с вдовой пожарника. До него с ней, как я выяснила у следователя, беседовали милиционеры, но ничего не узнали.
Мы начали следить за Митрофановой, это ей стало известно, и она приказала привезти меня к себе.
Митрофанова начала угрожать и принуждать меня взять вину на себя, считая, что загнала меня в угол, похитив Ромку. Мне пришлось обратиться за помощью… ну, скажем, в одну из не совсем официальных структур. Ответственность за развитие событий взял другой человек, а я превратилась с этой минуты в наблюдателя… Дальше, собственно, вам все уже наверняка известно!
То, что произошло сегодня ночью, меня огорчает и тревожит. Прежде всего тем, что Митрофановой удалось уйти… Это вызывает опасения. От нее можно ожидать всего, что угодно, в этом мы сегодня с Мариной убедились.
Я вновь подняла бокал с шампанским и сказала, давая понять, что рассказ мой завершен:
– За вас, мои друзья, и за вашу помощь!
В секретариате поднялся шум, каждый высказывал свое мнение, и все почему-то – о моих действиях в этой истории. Я, конечно, готова признать, что они далеки от идеальных, но не выглядела же я окончательной дурой?! В это я никогда не поверю!
Так, в шуме и разговорах прошел весь этот день. За шампанским сбегали еще раз, потом еще раз, а к вечеру Сергей Иванович уже объяснялся мне в любви, вполне серьезно просил моей руки, а когда я уже готова была согласиться, пораженная его настойчивостью, вспомнил вдруг, что женат.
Я обиделась и отправилась домой, в свою квартиру, в которой я не была уже несколько дней.
Еще мне позвонил генерал Синицкий. Я приготовилась к очередной порции сарказма и упреков с его стороны в том, что я вмешиваюсь не в свои дела и только мешаю работать. Но он меня чрезвычайно удивил, сказав о телефонном разговоре с генералом Свиридовым, от которого он узнал, что у моей газеты неприятности, что я считаю чуть ли не его виновником этих неприятностей, а он тут ни при чем, напротив, он очень заинтересован, чтобы «Свидетель» выходил и дальше, и выходил как можно чаще, что это газета совершенно нового типа, что за такими газетами будущее, что он поможет нам разобраться с нашими мелкими проблемами…
Я устала его слушать и объяснила, что ни на что подобное генералу Свиридову не жаловалась, ну, может быть, всего лишь однажды как-то мельком обмолвилась о наших трудностях, а уж генерал сам из мухи слона сделал.
Генерал тем не менее еще раз пообещал свою помощь, и мы с ним распрощались.
Справедливости ради надо отметить, что буквально на следующий день наш счет в банке был восстановлен, и это позволило нам сразу же выпустить газету, в которой рассказывалось обо всей этой истории.
Выпуск – тиражом в тридцать тысяч – разошелся отлично, а это говорило уже о том, что мы прочно завоевали симпатии читателей.
А еще мы с Ромкой встречали его маму. На железнодорожном вокзале.
Когда мы стояли на перроне, Ромка чуть ко мне наклонился и сказал:
– Оль, только ты не рассказывай ей, как я мину в окно выбросил. Не надо ее волновать. Хорошо?
– Не беспокойся, – сказала я. – Я умею хранить чужие тайны.
Вся та ночь в редакции промелькнула у меня перед глазами, и вдруг я споткнулась на одном странном, хотя и мелком факте. Он мог быть и случайностью, но не верю я что-то в случайности…