Хижина дядюшки Сэма
Шрифт:
И о чем он размышляет, глядя в потолок? Вспоминает то, что увидел за эту неделю, — новый, «дивный» мир? Пожалуй, ничего нового: стереофильмы, посвященные возможным катастрофам будущего, не раз демонстрировали подобное. Да и не так уж всё разорено, как могло быть. Более того, в двадцати случаях из ста разорения причинены стихией, в остальных — детьми, во время игр или сражений за территорию, за продуктовый склад, за криованны…
Миль не стал рассказывать об этом Безуму, новичка и так сильно впечатлило то, что он узнал о новых временах.
— Значит, они забывают.
— Что?
— Говорю, они со временем забывают о детстве, — прошептал
— Так, — нехотя признал Миль. Хотя… рано или поздно новичок все равно догадался бы.
— Сколько им лет, Миль?
— Не знаю.
— Перестань! Может, ты не знаешь возраста каждого, но ты понял, о чем я спрашиваю, верно?
— Да, — сказал он после долгой паузы. — Ты прав. Они живут… намного дольше, чем должны были бы. И они… не взрослеют. Ни здесь, — Миль постучал себя по лбу, — ни физически. Ни один не достиг половой зрелости. Они — дети. Вечные дети. Адамы и евы до грехопадения, если хочешь. Они не вкушали от дерева Добра и Зла.
— А вот от дерева Вечной Жизни, похоже вкусили.
— Да, и это меня пугает. У них не было своего Змея, который бы проклял их временем и старением. Иногда я думаю, всё началось именно с нас — с тех, кто лег в криованны. Именно тогда что-то сдвинулось в мире. — Казалось, Миль говорит не для Безума — для самого себя. — Что-то очень важное надломилось, выгнило из середины. Наша страна не успела стать для этих детишек Змеем. И в результате, как видишь, мы оказались в рабских ошейниках… в полуразвалившейся хижине дядюшки Сэма!
— Они не дети, Миль!
— Что, прости?
— Они не дети! Посмотри правде в глаза, вы все — посмотрите! Это совершенно другие существа, в них не осталось ничего от детей… даже от людей почти ничего не осталось.
— Ты ошибаешься. Просто ты привык к другим детям — а я вырос в бедной семье и помню своих приятелей по улице. Не слишком-то они отличались от нынешних; разве только жили не так долго.
— Хочешь стать для этих Змеем-искусителем? Или искупителем-мессией: на крест, но все чужие грехи унести с собой? — Безум усмехнулся, прорезав темноту кривой улыбкой. — Боюсь, ни черта у тебя не получится.
— Посмотрим… А чего бы хотел ты?
— Справедливости, — прошептал Безум уголком окровавленного рта. Едва подсохшая рана вновь открылась, но он не замечал этого, рассеянно вытер рукой черную струйку и повторил: — Справедливости! И — начать всё с начала. Но без этих… чудовищ.
Безум закрыл глаза. Он представлял себе, как восстановит правильный порядок, как вернет всё на свои места.
О да, этот их Святой Дисней будет доволен, вполне!
Глава третья
Ньярк с последнего раза ничуть не изменился. Разве что исчезли некоторые небоскребы — наверное, бенладды постарались. Эти твари, насколько знал Гарри (сам-то он ни одного не видел), обычно приходили откуда-то из-под земли и за неделю-другую превращали в пыль даже бетон; особенно же охочи были до стекла. Их амерзонки так и ловят, на стекло. Сантаклаусы, пока шли по Ньярку, уже несколько раз видели эти ловушки, но все оказались пустыми…
И еще, конечно, в городе было чересчур много других племен. Шалуну доводилось наведываться сюда не только во время Лимбийских Игрищ — в такие дни Ньярк казался мирным и уютным местечком…
Конечно, амерзонки строго следят за порядком и соблюдением Демституции. Весь Ньярк — ихняя территория, и хоть амерзонок меньше, чем всех племен, вместе взятых, в этом-то и загвоздка. Племена никогда не будут «вместе» — и поэтому амерзонки управляются с Ньярком и диктуют свои условия.
По правде сказать, Шалуна, как и многих других президентов, такой расклад вполне устраивал. Ньярк — слишком уж большая территория; конечно, богатая, но и опасная. Его удерживать — то еще свербилово для головы. Опять же, кому доверить судейство Игрищ? Своим таким же? — вдруг смухлюют?! А амерзонкам смысла мухлевать нет: они в Игрищах не участвуют, за Приз не борются. Им главное, чтоб порядок был. К каждому племени приставляют по три-четыре мобилизированных девчонки, причем Гарри так и не удалось разузнать, как именно они между собой мобилятся (тем более — на этакие-то расстояния!). Миль-Раб бормотал про «тилипатию» какую-то, но толком ничего не разъяснил, а амерзонки, ясное дело, помалкивают..
Они и теперь идут молча, две рядом с Гарри, две — позади сантаклаусов. Патрулируют. Наблюдают. Если вдруг что — сразу доложат своей предводительнице. И меры примут — мало не покажется!
«Ну и пусть», — думает Шалун. Нарушать Демституцию он не собирается и сантаклаусам велел, чтоб вели себя как полагается. Потом, если выпадет случай, пару-тройку веселостей кой-кому из конкурентов они устроят, но сперва…
Сперва — навестить Шаманку. Снять заклятье Великого Облома, спросить о будущем, посоветоваться.
Улица выводит их на лысый взгорок, свободный от домов. Отсюда виден залив, весь в белых пятнах отчаяк; из воды по-прежнему выглядывает венец Рогатой Богини и ее рука с порцией мороженого. Если верить легендам, только Президент всея Земли сможет заполучить это мороженое; Гарри, конечно, на такие байки не ведется. Мороженое-то не настоящее, а из бетона или камня — а если б даже превратилось в настоящее, сколько ж дней надо будет его есть?! Бред! Сказочки!
До дворца Шаманки отсюда рукой подать. Позади недовольно ворчит Приблуда. На всем пути к Ньярку он вел себя тише воды, ниже травы — то ли выжидал подходящего случая, то ли в самом деле подзавял. Дорога на Игрища была долгой — и потрудней, чем в прошлые разы: с одной стороны, хватало стычек с опасными тварями, с другой — случилось несколько «горячих» встреч с чужими племенами. От бэтменов вообще едва сбежали, хорошо хоть, оказались в пределах территории амерзонок, где «вечный мир» и «конфликты запрещены» — тем и спаслись.
Теперь, когда стало поспокойней, Приблуда снова принялся подкладывать под Гарри бомбы. Поселили их по решению амерзонок в «Х'тоне» — Приблуда бухтит, мол, несправедливо! Других, мол, на лучших этажах или поближе к месту Игрищ, а тут!.. Пошли к Шаманке — опять недоволен: на кой, мол, таскаться к этой рабыне?!.. разве она чего толкового скажет?!
Само собой, шепчет он это украдкой, чтоб не услышали амерзонки, но свои-то, конечно, разбирают его трёп. И поневоле задумываются: может, Приблуда в чем-то прав?