Хижина на холме
Шрифт:
Действительно, вдали показался Ник. Целых два года он уже не заглядывал в хижину на холме.
— Вероятно, есть что-нибудь важное, он так быстро бежит, — сказал капитан. — Два года мы не видели его. Он рассердился на меня за то, что я не купил у него другого бобрового пруда, за который он просил бочонок пороха.
— Может быть, Гуг, он серьезно рассердился на нас за это? Не лучше ли будет дать ему этот порох? — спросила встревоженная госпожа Вилугби.
— Нисколько, моя дорогая. Я его знаю уже больше двадцати лет. Три раза я вынужден был побить его за это время; но это было раньше, в последние же десять лет я пальцем не тронул его.
— Но ведь дикие никогда не прощают побоев! — сказал с некоторым страхом капеллан.
— Их бьют так же, как солдат.
— Сколько лет ему, капитан?
— Ему за пятьдесят; это был храбрый и искусный воин.
В это время Ник уже подходил к ним, и разговор прекратился. Несмотря на то что индеец только что быстро поднялся на холм, он стоял бодрый и спокойный, точно он не бежал перед тем, а тихо прогуливался.
— Саго, саго, — начал капитан, — очень рад видеть тебя, Ник, таким бодрым!
— Саго, — ответил индеец, склоняя голову.
— Не хочешь ли освежиться с дороги сидром?
— Ром лучше, — ответил тускарор.
— Ром крепче, оттого он и нравится тебе больше. Хорошо, ты получишь стакан рома. Какие вести ты принес мне?
— Стакана мало за те вести, что я принес. Госпожа даст за них мне два графина.
— Я? Но что же ты можешь сказать мне? Мои две дочери со мной, слава Богу, они здоровы.
— Разве у вас только дочери? А сын, офицер, великий начальник? Он там — он здесь.
— Роберт! Что же ты знаешь о нем?
— Я все скажу за графин. Ром в доме, новость у Ника. Одно стоит другого.
— Хорошо, ты все получишь. Скажи же скорее, что знаешь о моем сыне.
— Вы его сейчас увидите, через десять, пять минут. Он послал Ника вперед, чтобы предупредить мать.
Мод вскрикнула и побежала навстречу Роберту, уже показавшемуся из леса. Шляпа съехала у нее на затылок, золотистые волосы развевались по ветру; вдруг она остановилась и закрыла лицо руками, а через минуту была уже в объятиях брата. Десять минут спустя Роберт был уже среди своих, переходя из одних объятий в другие. Подошли слуги, всем хотелось поздороваться с ним. Только полчаса спустя все понемногу стихло и успокоилось; все разошлись по своим делам, и семья Вилугби одна собралась в столовой. Вудс хотел было уйти, но капитан остановил его, желая, чтобы все шло своим порядком.
После приветствий и расспросов о родных и знакомых капитан спросил:
— Где ты встретил Ника?
— Я встретил его возле Каньюгари. Ник мне сказал, что он идет по тропе войны. Кажется, эти индейцы дерутся между собой время от времени, а он пристает то к тем, то к другим, смотря по тому, что выгоднее. Я взял его проводником, но он говорил, что и без того собрался идти к нам.
— Я уверен, что он сказал об этом, получив прежде с тебя деньги.
— Совершенно верно.
— Ник не рассказывал, сколько скальпов он взял у неприятелей?
— Кажется, три, хотя я не видел у него ни одного.
— О, несчастный! А раньше я знал Ника отличным воином. Он дрался против нас в первые годы моей службы, и наше знакомство началось тем, что я спас его от штыка одного моего гренадера. В продолжение нескольких лет он питал ко мне чувство благодарности, но, кажется, после побоев, полученных от меня, он забыл о ней, и теперь все его помыслы направлены на ром.
— Вон он там, — сказала Мод, наклоняясь в окно, — сидит с Миком на берегу ручья и о чем-то рассказывает. Кружка стоит между ними.
— Я помню, Мик сначала всерьез принял Ника за дьявола, но потом они сошлись и теперь хорошие друзья. Я думаю, это оттого, что они оба очень любят ром.
Все общество подошло к окну и могло видеть, как Мик и Ник потягивали из кружки, и по мере того, как в ней пустело, разговор становился оживленнее.
— Все здесь идет по-старому? — спросил Ник.
— О! Да. Здесь все постарело — и капитан, и госпожа, а жене Джоэля можно дать сто лет, хотя ей всего тридцать, да и сам Джоэль, этот плут, кажется старше своих лет.
Ник пристально посмотрел на ирландца.
— Почему, — спросил он, — один белолицый ненавидит другого, почему ирландец не любит американца?
— Черт возьми! Любить подобную тварь!
— Кого же любит ирландец?
— Я люблю капитана, он такой справедливый, люблю госпожу, она такая добрая, люблю мисс Беллу, мисс Мод; не правда ли, она восхитительна?
Индеец ничего не ответил, но казался недовольным. Помолчав несколько минут, Мик спросил:
— Ты был на войне, Ник?
— Да. Ник опять был начальником и взял скальпы.
— Но ведь это ужасно! Если рассказать об этом в Ирландии, то не поверили бы.
— Там не любят войны? Да?
— Нет, не то, у нас тоже бывают войны, но мы бьем по голове, а не сдираем кожу.
— Я скальпирую, вы бьете, что же лучше?
— Ах, но скальпировать — ведь это ужасно! Сколько скальпов взял ты в последнюю войну?
— Три с мужчин и женщин. Один такой большой, что может сойти за два, так что я считаю четыре.
— Фу! Ник, ты просто дьявол. Тебе мало трех скальпов, ты готов обманывать самого себя и один скальп считаешь за два. Ты никогда, верно, не думаешь о смерти? Исповедуешься ли ты когда-нибудь?
— Я всегда думаю о смерти, но до тех пор я надеюсь еще много найти скальпов. Мик, здесь их много есть!
Эти неосторожные слова сорвались у Ника, но Мик настолько уже опьянел, что не понял их смысла. Кружка уже опустела, друзья сердечно расстались и отправились спать каждый в свой угол.
ГЛАВА V
Душа, монсеньор, устроена, как лира: ударьте внезапно по одной струне — и все другие задрожат.