Хлорофилия. Живая земля
Шрифт:
Женюсь, да. Стану шефом. Настоящим журнальным боссом. Поселюсь на восьмидесятых, где солнце бывает минимум полдня в день. Я не карьерист – и не лез к новому и большему. Не карабкался, стиснув зубы, по чужим головам. Все произошло своим чередом. Значит, так тому и быть. Евграфыч, дьявол ветхий, все-таки мудр. Он титан, фигура, он во всем прав. Власть и влияние опасно вручать авантюристам с пылающим взором. Власть и влияние должны находиться в руках у трезвых рассудительных Савелиев».
Он вышел из лифта, лелея в себе новые ощущения. Как будто вдруг стал шире в плечах. И обоняние обострилось,
В огромном зале гаража было шумно, из широкого китайского «майбаха» выгружалась, хохоча, группа раскрашенной молодежи – видимо, приехали из дансинга, чтобы продолжить активный отдых у кого-то в квартире. Динамики лимузина исторгали нечто дикое, будто целая армия шаманов молотила в бубны, упившись секретного шаманского зелья. Пританцовывающие девочки – блудливые мордашки, задорно торчащие сиськи из высококачественного вспененного силикона – увидели журналиста, издали мелодичные возгласы, помахали: присоединяйся, мол, дядя, у нас весело, смотри, какие мы открытые для всего нового и большего; гляди, какие у нас попки упругие, какие наши мальчики мускулистые; нам хорошо, пусть и тебе будет хорошо.
Савелий сурово улыбнулся и двинулся к своей машине. Надо сказать, ребята подозрительно благодушны и раскованны. Не иначе, мякоти обожрались. Нынешняя молодежь все-таки очень неосторожна, тут повсюду объективы…
«Праздник – праздником, журнал – журналом, но осторожность необходима», – сказал себе Савелий, вспоминая адрес Гоши Дегтя и настраивая автопилот.
Он давным-давно не был в гостях у старого товарища. Гоша жил далеко, практически на окраине, в районе с дурной репутацией, в старой башне для низкооплачиваемой интеллигенции. Визит к Гоше обещал угрозу личному психологическому комфорту. Лучше не ехать в сомнительное место на дорогой машине, а вызвать такси – и не автомат, а с живым водителем; очень дорого, зато безопасно.
«Ладно, – подумал Герц, – рискнем. Я шеф-редактор популярного журнала, зачем мне кого-то опасаться? Пусть теперь меня опасаются. Я теперь, если захочу, любую сволочь пропечатаю, тиражом в сто пятьдесят тысяч, с цветными фотографиями. В порошок сотру. Мой журнал называется “Самый-Самый”, ясно? Вон, девки маются от безделья и здоровья юного – сейчас поманю пальцем, и любая все сделает, лишь бы ее портрет в моем журнале появился…»
Он вздохнул и тронул машину с места. «Зачем мне девки. У меня есть женщина, и я ее люблю».
7
– Я думал, ты не приедешь, – выдал Гоша Деготь вместо приветствия и неприятным жестом вытер мокрый рот. – Проходи пока на кухню. Подожди пять минут. У меня тут небольшая проблема.
Савелий кивнул и отправился, куда ему рекомендовали. Он устал, в голове слегка шумело. Его не удивили странности в поведении товарища. «Небольшая проблема» была на самом деле бывшей супругой Гоши. Усевшись за стол, покрытый нечистой скатертью – в центре на тарелке лежало огромное ярко-красное яблоко, рядом стояла початая бутылка коньяку, – Савелий услышал гневные возгласы.
– Подойди к зеркалу! – надсадно кричала женщина за стеной. – Посмотри на себя! Ты отвратителен!
Оппонент что-то неразборчиво бормотал. То ли клялся, то ли успокаивал.
– Все люди как люди! Приятные! Разносторонние! Кто марки собирает, кто запахи старинные! Всем весело, всем комфортно! Вон, у меня приятельница – на Луну летала! С «другом»! Красота, говорит, невероятная, и легкость во всем теле! На будущий год опять полетит! А ты? Чего тебе не живется? «Соседи» жизнь испортили? Да они сейчас везде! Забудь, выбрось из головы!
Она права, сказал себе Савелий. «Соседей» все больше. Теперь уже и на шестидесятых вовсю увлекаются. Это сразу заметно, когда сосед становится «соседом». Он тогда ежедневно рядится исключительно в лучшие одежды и его жена даже собачку выгуливать идет только в вечернем платье. Или, наоборот, в мини-юбке и безумной раскраске наподобие грубого театрального грима.
– Встряхнись! – кричала женщина. – Ты знаешь кто? Ты – беззубый!
«А вот тут ты ошибаешься, – подумал Герц. – Он точно такой же зубастый, как и ты, уважаемая. И еще в сто раз зубастее. Ты же не читала его статьи. А я читал. Внимательно. Только ты, мадам, свои зубы норовишь в других вонзить. В первую очередь в мужа своего бывшего. А он, бывший муж, свои зубы не показывает, он ими грызет исключительно самого себя. Такова между вами разница».
– Ты скоро окончательно превратишься в бледного! Ты мне противен!
«А сама ты лучше, что ли? Визжишь, как электродрель. Найти бы твою кнопку да выключить». Савелий вздохнул.
– Чего притих? Стыдно, да? Молчишь?
«Конечно, ему стыдно. За тебя стыдно. Как же ему не молчать, если ты слова не даешь вставить».
– Все! Я ухожу!
«Давно пора. Иди. Подключись к “Соседям”, там такое любят. Там скандал – это круто, это рейтинг. Это слава и подарки спонсоров».
Герц посмотрел в окно. XXII век мерцал и колыхался. Пространство, перечеркнутое вертикальными линиями стеблей, в вечерней полутьме на их поверхностях играют блики, меж стеблями – яркие огни, всех цветов, их тысячи, и парящие голограммы реклам, и бегущие по горбам эстакад машины, выше – вертолеты, еще выше – чернильные небеса.
Сто лет назад было иначе, подумал Савелий. О, дикое и жестокое прошлое! Кровавый зарешеченный XX век! Беспорядочный и форс-мажорный XXI-й! Суровые прямые люди, никаких семейных конфликтов, воплей, никаких изнеженных истеричек, никакого мещанского безделья и туристических поездок в места, где каждому гарантирована легкость во всем теле.
Мужчин часто тянет в прошлое. В те благословенные незамысловатые времена, когда можно было молча взять дуру за волосы и тряхнуть пару раз. Для упрочения личного психологического комфорта.
Или, продолжал размышлять Герц, перестаешь ее, допустим, кормить. День не кормишь, два – на третий она уже совсем тихая и послушная.
Закрыв за своей благоверной дверь – вернее, это благоверная сама хлопнула ею, – Гоша вошел в кухню, шаркая. Сутулый, со слезящимися глазами. Выхватил с полки два стакана, налил в оба. Молча выпил. Покачал головой.
– Двадцать лет вместе. Двое взрослых детей. Девять комнат. Пятьдесят четвертый этаж. Чего ей не хватало?
Савелий молчал. Он не нанимался третейским судьей и не желал «работать» жилеткой для чужих слез. Все это уже происходило много раз.