Хмельницкий.
Шрифт:
— Не все же вернулись, уважаемые панове, — промолвил снова гонец. — Какой-то полковник Иван Серко остался под командованием французского гетмана…
— Где сейчас Хмельницкий? — прервал его Потоцкий, с трудом сдерживая гнев.
— Где он сейчас, не знаю, уважаемые панове. Пушкаренко привел из Европы и его сотню чигиринских казаков из полка пана Кричевского.
— Казаки этой сотни тоже ушли с предателем?
— Говорят, что да. А куда ей деваться, если их атаман оказался в таком положении? Теперь около трехсот казаков объединились вокруг него, оплакивающего свою жену.
— Где полки королевского стражника?
Гонец и не собирался отвечать на вопрос,
— Должен признаться, Тобиаш, мне тяжело сознавать, что ты более мудро оценил нынешнее положение Речи Посполитой, — тихо произнес Потоцкий. — Поэтому тебе придется немедленно выехать на Украину и гасить там пожар, который мы, шляхтичи, неразумно раздули. Ведь взбунтовался какой хлоп! Под его началом около трех сотен вооруженных головорезов! Нам надо обезоружить Хмельницкого. Возможно, придется восстановить его в том же звании и назначить на полк, хотя бы и в Белой Церкви.
Скшетуский понимал состояние коронного гетмана, озабоченного положением в Чигирине. У Хмельницкого около трехсот казаков, но чтобы усмирить их, мало одного полка Барабаша!
— Не поздновато ли беремся за ум, ваша милость? Боюсь, слишком резким поворотом своей политики в отношении казачества мы лишь выкажем свой испуг, хотя я и согласен с тем, что мы должны изменить политику. Ибо похоже на то, что и без нашего вмешательства политика в отношении наших восточных границ претерпит обновление, подобно тому как это происходит с деревьями, которые сбрасывают с себя пожелтевшие листья, чтобы снова зазеленеть… Но нам при этом следует проявить гибкость и ум… Разумеется, я должен быть там, как уполномоченный пана коронного гетмана. Мне надо успеть уговорить, успокоить Хмельницкого, — может, и удержать от необдуманных действий. Он не шляхтич, но думаю, этой беды можно было бы уже давно избежать. Надо только не подчеркивать его происхождения во время наших переговоров с ним. Если и зайдет об этом речь, признать его шляхетское происхождение. Надо спешить, чтобы он в таком настроении не успел уйти на Сечь. Потому что если Хмельницкий отправится туда, то нам, уважаемый пан Николай, трудно будет его вернуть обратно. Это неразумно. Путь к Сечи нам навсегда преградила Кодацкая крепость. Казаки обходят ее в обоих направлениях, а нам… Теперь-то уже и в одном направлении не пройти. И последнее: советую вам, пан гетман, держать при себе своего сына. Тут он вам определенно пригодится…
Скшетуский звякнул шпорами, разбудив задремавшего маршалка дома, который собирался торжественно сообщить о приезде первых гостей, приглашенных на праздник.
25
Черной ночью накануне рождественских праздников собрались в чигиринском лесу возле Субботова казаки, ожидая приезда Богдана. Именно черной была эта молчаливая и морозная рождественская ночь в лесу. Казаки передавали друг другу весть, что реестровые казаки, возглавляемые Барабашем, выступили из Черкасс, направляясь через леса на Смелу. Комиссар реестрового войска Станислав Потоцкий с жолнерами спешит в Чигирин. Возвратился из Киева к войскам и сын Потоцкого Стефан.
Хмельницкий бродил по пожарищу субботовского хутора, словно привидение, когда Карпо сообщил ему горестную весть о продвижении королевских войск вдоль Днепра.
— Успеют ли наши хлопцы поговорить с людьми в полках? — словно очнувшись от задумчивости, спросил Богдан.
— Несколько человек я послал еще позавчера,
— Думаешь, они поверят, что он сбежал от нас?
— Должны поверить…
Карло помчался на Чигиринскую дорогу, выполняя, возможно, последнее желание Богдана.
Именно за этой дорогой и следил Хмельницкий, бродя по пожарищу и прислушиваясь к биению собственного сердца да к топоту конских копыт на дороге. Богдану подали коня. Он вскочил в седло, не расспрашивая, чей это конь, молча выехал на Чигиринскую дорогу. Навстречу показались всадники. Кони их храпели от бешеной скачки.
— Эй, кто на конях? — крикнул он, как было условлено.
— И в седлах! — откликнулся Карпо.
Придержали разгоряченных коней. Одновременно с Карпом соскочил со своего коня и Станислав Кричевсккй. Это за ним ездил Карпо в Чигирин.
— Полковника чигиринского или друга-побратима вижу я! — воскликнул Хмельницкий.
— И полковник и друг, мой Богдан! — отозвался Кричевский. — Друзья встречаются по велению сердца, а полковники, может, и по воле злой судьбы. Да к черту подобные разговоры в такую суматошную ночь! У нас нет на это времени.
— Даже ад не лишит нас времени, дорогой кум!
Положили руки друг другу на плечи, обнялись, как настоящие, искренние друзья.
— Какая злая доля разъединила нас, Богдан, и забросила на противоположные берега жизни! Приходится украдкой встречаться на этом пожарище, у могилы покойницы скрывать свои чувства.
— Не хотелось бы мне, мой друг Стась, слышать это! Доля или обездоленье одного из нас, как у близнецов, ранит обоих. Единственное утешение для меня, что мне не нужно рассказывать тебе, все уже сказано моими злейшими врагами. Хочу только обнять тебя на прощанье. А расстаемся мы с тобой, по всему видно, надолго, — может, и навсегда…
— Не говори так, Богдан. То, что расстанемся надолго, может, и к лучшему. Ибо я верю, что время смоет всю эту гадость. Отправляйся же в путь поскорее, потому что я уже получил приказ выступить с полком в погоню за тобой.
— Так ты выступаешь? — спросил его Богдан.
— Да, Богдан, обязан выступить! Но не раньше рассвета, да и то без полковника Пешты. Поэтому хорошенько подумай, дружище, — пожалуй, будет лучше, если ты уйдешь немедленно отсюда. О том, что я уже изменил им, тебе известно. Но изменить побратимству ой как тяжело! А что тут придумаешь умнее, если таким, как я есть, пригожусь еще тебе, да и совесть моя будет чиста.
Богдан уже не сдерживал своих чувств.
— Нет, драться с тобой, Стась, не буду, — пускай рука у меня отсохнет. Даже если тебе придется напасть на меня, разве что своих хлопцев пошлю. И тогда велю тебя не трогать. Да, мне лучше уйти.
— Уходи, друг, покуда не поздно, потому что могут настичь. А ведь от полковника Пешты на такой кляче тебе не убежать, это ясно.
Оба умолкли, еще раз обнялись, прощаясь.
— Если хочешь смерти Пеште, пошли его вдогонку за мной… Братское тебе спасибо, Стась, за эти радостные минуты нашей встречи. Я все-таки заеду к детям, покуда твой Пешта соберется в погоню за мной.
Хмельницкий направился к Карпу, державшему его коня.
— Погоди, Богдан, — остановил его Кричевский. — Садись на моего коня, и тебя на нем не только Пешта, но и сам нечистый не догонит. Так велит мне чувство дружбы. На этой кляче ты далеко не уйдешь. Оставь ее мне. Скажу, что напали казаки Хмельницкого, и если бы не доброта пана Карпа Полторалиха, может быть, и живым не остался бы… А тебе по-братски советую: немедленно уходи отсюда! С детьми еще свидишься. Карпо присмотрит за ними.