Хмельницкий.
Шрифт:
— Наш народ до сих пор поет песни о русских воинах, которые давным-давно, еще во время царствования Асана Второго, помогли ему отвоевать престол болгарского царства. Мы ждем, что воины с Волги и Днепра снова придут и освободят болгар от турецкого ярма.
— Да, казаки не на жизнь, а на смерть воюют с голомозыми! — сказал кто-то из старшин.
Молодой доктор богословия и канонического права только вздохнул, взглянув на старшину.
— Поэтому мы и не поддерживаем войну на Балканах. Мы только понемногу портим кровь туркам, — сказал Сулима под одобрительный смех казаков.
— Наши люди снова должны подняться против турок! Но кому-то надо разбудить их, воодушевить и возглавить! А кто у нас осмелится на такое? Болгары никак не могут очнуться после разгрома восстания турецкими войсками. А ваши казаки… О, мы хорошо знаем их по партизанской борьбе в Италии.
— В Италии?.. О ком вы говорите? — встревожился Сулима, догадываясь, на что намекает Парчевич.
— О лисовчиках Кривоноса, об украинских казаках, которые сражались в Италии! — спокойно произнес Парчевич.
Сулима вскочил, следом за ним поднялись с бревен казаки и старшины.
— Вы знаете нашего Кривоноса? — приблизился Сулима к Парчевичу и, схватив его за обе полы мундира, потянул к себе. Тот даже растерялся…
— Так мы же вместе… протаптывали горные тропы в Италии, вместе боролись за свободу и справедливость. Но это было давно. Храбрый казак Кривонос ушел из Италии, — словно оправдываясь, продолжал Парчевич.
— Ушел из Италии? А куда? Ведь Кривонос — наш друг! К нему на помощь и идем мы в Италию… — наконец объяснил Сулима, только сейчас поняв и сам, куда и зачем идет он с казаками.
— Кривонос ваш друг? Но и наш! — оживился болгарин.
Казаки попросили Парчевича рассказать им все, что ему было известно о Кривоносе и его друзьях. Но больше того, что отряд казаков во главе со своим атаманом Кривоносом несколько лет партизанил вместе с болгарами, итальянцами, испанцами и даже с изгнанными из своей страны турками в горах и лесах Италии, — Парчевич не знал.
— Восстание было жестоко подавлено испанскими правительственными войсками. Вдохновителя восставшего народа Кампанеллу с трудом удалось спасти французским друзьям. А куда деваться партизанам, особенно чужеземцам? И разбрелись они кто куда, как и мы. Вот крадемся на родную землю, — все так же спокойно говорил Парчевич. И, спохватившись, добавил: — Правда, двое моих друзей снова хотят вернуться в отряд…
— Не тяни, браток, жилы! Убежал Кривонос или нет? — торопил Юрко Лысенко, особенно интересовавшийся Кривоносом.
— Пошел Кривонос в наемные войска французов, поддавшись на уговоры… папского нунция Мазарини, любимца папы Урбана. Уж очень этот нунций любит Францию… А ваш Кривонос будто бы его старый… приятель! — улыбнулся Парчевич, вспомнив, что еще не рассказал самого интересного о «дружбе» партизана Кривоноса с сицилийским дворянином Мазарини.
— Ежели Мазарини любимец папы, так какой же он, черт возьми, друг Кривоноса? — допытывался Богун.
— Что же, бывают чудеса! Ведь папа Урбан уважал и Кампанеллу, считал себя другом Галилея!..
— А кто такой Галилей? Наверно, такой же папа? — не утерпел Вовгур.
Болгары переглянулись.
— Галилей самый крупный ученый на земле. Но бог с ним с Галилеем, братья! Кривонос пошел за Кампанеллой во Францию. Воины и там нужны… А мы завернули сюда, чтоб предупредить вас, братья. Беглер-бек Аббас-паша помирился с поляками и ведет свою грозную армию с Днестра на Дунай. Он грозится уничтожить весь ваш отряд!
— Так, может, и нам повернуть следом за Кривоносом! Смогли бы вы показать нам дорогу к нему? Ведь говорите, что двое из вас хотят направиться туда? — вмешался Юрко Вовгур.
— Да, двое наших собираются разыскать Кривоноса.
— И я с вами, братцы! — воскликнул Юрко Вовгур.
12
Теперь выбирай, атаман, какие пути безопаснее: на чайки и в море или немедленно отправляться за Дунай, к австрийскому цесарю? Болгарские друзья сообщили Сулиме о поражении войск паши на Днестре. Молодой турецкий султан в гневе повелел повернуть войска и истребить до единого казаков, прорвавшихся во владения правоверного султана.
— Аллах повелевает устами падишаха, — сообщали гонцы, — немедленно очистить придунайские земли от неверных гяуров этого злейшего шайтана-запорожца, богопротивного Сулимана!
Атаман засмеялся, услышав, как исказили мусульмане его имя. Но им овладела и тревога: ведь он привел сюда не подвижной, небольшой отряд, а более тысячи казаков!
После встречи с болгарскими патриотами Сулима сразу же повернул свои войска к болгарскому побережью Черного моря.
— Два года побродили по свету, хватит! Пора и домой возвращаться.
— Так Аббас, сказывают, уже и Дунай перешел возле Килии! Хватит ли у нас сил отбиться в случае столкновения с его ордой? — тревожились ближайшие друзья Сулимы.
— Не на суда же посадит Аббас тридцатитысячную орду! Этот пес обязательно пройдет со своей оравой по равнине между морем и Дунаем. Для этого чайки ему не нужны, да и безопаснее, чем на море!.. А нас горсть в сравнении с его ордой. Да и чайка для казака — словно колыбель матери.
— Намытарились, что и говорить! Хотим на море, батько Иван, — поддерживали Сулиму и молодые казаки. — Давай наказ!
— Наказ, друзья мои, будет один: не щадя коней, скакать как можно быстрее к морю! Захватите все суда на берегу.
— А как же кони? Кони для казака — его жизнь! — зашумели казаки.
— Да черт с ними, с конями! Оставим болгарам, ежели уцелеют после такой бешеной скачки. Все, что окажется лишним, придется сжечь. Сами видите, что армада озверелых турок уже спешит сюда. Успеть бы и нам!..
До ближайшего болгарского берега казаки Сулимы добрались только спустя две недели. Временами им приходилось вступать в бои с турками, снова возвращаться к Дунаю.