Хмельницкий.
Шрифт:
— Гетман тоже не пешка на шахматной доске, Стась, — возразил Богдан.
— Не пешка, но и не ферзь. Его-то я уже хорошо разглядел.
— У Конецпольского были налицо все данные, чтобы стать ферзем! У гетмана есть все — и ум, и авторитет, и уважение короля. Чего же ему не хватает?
— Коронный гетман окружен шляхтой типа Юрия Збаражского. Он, может, в душе и не одобряет эту войну, но у него не хватает сил, чтобы противостоять извечной шляхетской инерции. К тому же и он человек, со всеми присущими ему слабостями, хочет выслужиться перед королем-иезуитом. Это не Жолкевский, которого поддерживал Ян Замойский!
— К сожалению, и не Жебжидовский, — добавил Богдан.
— Кстати, умер этот прославленный воин-бунтарь. Умер в монастыре, как простой иезуитский ксендз. Хоронили его трое старших иезуитов в сопровождении десятка монахов, как неизвестного и забытого даже родственниками человека.
— Какой же блестящей судьбы ищет пан Станислав Конецпольский, сравнивая себя, очевидно, не только со своим первым тестем Жолкевским, но даже с Александром Македонским, надеясь отыскать «живую воду», с помощью которой можно безраздельно властвовать в селах и хуторах Украины? Слепой слуга короля и шляхты!.. Только и делает то, что подмазывает королевский трон смальцем лести и угодливости, как говорят наши казаки!
Остроумие Богдана рассмешило Хмелевского. Он оглянулся, боясь, как бы не услышали этих слов сопровождавшие их жолнеры и казак.
Холод и моросящий дождик принуждали согреваться скачкой. Хмелевский первым придержал коня и снова обратился к Богдану:
— И мне не нравится подмазанное смальцем кресло коронного гетмана. За глаза поносит Збаражского, а в глаза льстит. Потому что чувствует, каким большим влиянием пользуется этот иезуит среди шляхетской знати. А влияние Збаражских на короля и верхушку шляхты угнетающе действует на гетмана. Он бредит идеей всеевропейской войны против турок, стремится к господству христианства. Поднятый шум вокруг австро-венгерского конфликта из-за Чехии рассматривает как внутреннюю ссору. Казаков же удерживает от походов против турок за море! Теперь еще носится с идеей нобилитации видных представителей казацких старшин.
— Нобилитация казацкой старшины? Так это же взятка, толкающая нестойких старшин на предательство… — Богдан даже придержал своего коня.
— Ясно, подкуп. А разве конь, презентованный тебе коронным гетманом, не является хитро задуманной взяткой?
— Конь — взятка? Коня я вернул гетману, еще будучи в Киеве у митрополита.
Теперь Хмелевский от удивления остановил коня.
— Вернул? Так где же этот злосчастный конь?.. Конецпольский в Чигирине вспоминал о своем подарке «такому бойкому ка-азаку…». Пан гетман интересовался, понравился ли тебе жеребец…
Оба остановились как вкопанные — Хмелевский от удивления, а Богдан от неожиданной догадки… Как же он теперь будет разговаривать с гетманом? Ведь возвращение коронному гетману его замаскированной взятки давало бы Богдану бесспорные козыри, возможность держать себя с ним независимо.
— Мерзавец… Это я о казаке, с которым отправил коня пану Станиславу Конецпольскому. Этим конем он воспользовался сам, как вор. Опозорил меня… Нет, Стась, теперь я не могу ехать на свидание с гетманом, не могу! Поезжай сам, а я… должен разыскать Романа Гейчуру и научить его, как надо блюсти товарищескую честь!
Кивнул другу вместо пожатия руки. Повернул коня и поскакал назад, в Субботов, на ходу крикнул сопровождавшему его казаку, чтобы тот следовал за ним. Богдана, точно удар молнии, ошеломила догадка, что он опозорил себя, взяв коня у коронного гетмана, стоящего во главе вооруженных сил польской шляхты, с которой не на жизнь, а на смерть борется его народ.
21
Опоздал Станислав Хмелевский, только ночью возвратился он в Чигирин, не застав там коронного гетмана. Даже ночью передвигались войска по улицам города, направляясь на Куруков. Испуганные жители Чигирина, спасаясь от жолнеров, забирали детей и убегали на приднепровские луга, прячась среди кустарников. К этому им не привыкать!
Но в прошлом людям приходилось бежать от захватчиков враждебного им государства Ближнего Востока. Для этих людей грабежи, убийство христиан и пленение их было естественным, как для волка, нападающего на овец…
С такими невеселыми мыслями и уснул уставший с дороги Хмелевский. На рассвете его разбудили далекие пушечные выстрелы, сотрясающие сухой от мороза прибрежный воздух.
«Оказывается, что все же верх взяла ненависть польских шляхтичей к этому народу. Шляхтичам нужны покорные рабы, обрабатывающие их нивы, а не добропорядочные соседи, рачительные союзники!.. — с горечью подумал Станислав Хмелевский, проснувшись под утро. — С Конецпольским, или против него, или… подобно Богдану, держаться середины, разжигая в своем сердце ненависть к ним? Счастье двулико!..»
И Хмелевский задумался. Вот уже сколько лет он служит у гетмана, уступив отцу. Хотя мечтал о других, более славных делах, полезных народу. В коллегии их мудрый наставник Андрей Мокрский учил: «Советую учесть горький опыт старших, чтобы не повторять непоправимые ошибки!» Богдан уже воспользовался его советом и… тем паче своим горьким опытом…
— Моей непоправимой ошибкой было, очевидно, слепое служение высокому но положению, но не наимудрейшему в своих делах владыке!..
Он стоял у окна, разговаривая сам с собой, стараясь разобраться в своих мыслях. Потом прошел во двор, прислушиваясь, как стонало Приднепровье от пушечных выстрелов.
И не поехал догонять гетмана. Да разве теперь его догонишь?
Через Чигирин проходили сборные войска его отца-воеводы. К отцу, как и в детстве, потянуло сына, чтобы поделиться с ним своими мыслями и сомнениями. Одно было для него бесспорным — адъютантом коронного гетмана он больше не будет. Довольно!
22
Уже в Чигирине коронный гетман понял, что теперь не остановить жолнеров, возглавляемых Потоцким. Даже его приказы не удержат их от бесчинств в селах и городах Украины… По наущению Потоцкого украинские села и города превратились для жолнеров в селения врагов, и они грабили, насиловали женщин, жгли, убивали ни в чем не повинных людей. Это уже была настоящая война, которая закончится лишь после полной победы или полного поражения: середины не бывает.
Естественное опьянение войной, когда разгорается жадность к легкой наживе не только у жолнеров, затуманило разум и гетмана. Точно с завязанными глазами, и он был захвачен вихрем бесчинств жолнеров в украинских селах и хуторах. Когда же вопли людей о помощи заглушили пушечные выстрелы, гетман уже не в силах был взять себя в руки и остановить войско.
— Где стре-еляют? Чьи пу-ушки? — допрашивал он приближавшихся старшин, еще больше заикаясь от волнения.
— Всюду, пан гетман! Начиная от приднепровских лугов и до Табурищенского гарнизона запорожцев. Пушки киевского воеводы Томаша Замойского находятся вот здесь, за лесом! — четко докладывал ротмистр Скшетуский.