Хмельницкий.
Шрифт:
Женщины бросились в проломленную дверь. Церковь загудела от воплей и криков казаков. Как ни старался униатский поп запугать мирян карой господней, как ни уговаривали их казаки — ничто не могло сдержать гнева разъяренных прихожан. Женщины схватили униатского попа, в безумном порыве повалили его на пол и потащили за ноги из церкви. Защитить униата было некому.
— С кручи его, в Рось! — надоумил кто-то.
Несколько мужчин бросились, чтобы помешать женщинам, просили казаков спасти беднягу. Узнав о намерении мужчин, женщины еще плотнее окружили униата.
Еще живого попа столкнули с красной гранитной скалы в Рось.
Словно волшебным кольцом окружили миряне Млиева ограду церкви, закрыв выход. Дети прибежали к родителям на луг, где они косили траву, и рассказали, что к войту приехали шляхтичи, униаты из Киева, связали веревками настоятеля церкви священника Исидора и заперли его в холодную.
— Батюшка только успел крикнуть: «Люди добрые, спасайте храм божий…» Но жолнер ударил его по голове…
Люди бросили работу и побежали в церковь. А в управлении не торопились, стараясь вырвать у бедного священника ключи. Жолнеры вначале привели его сюда, чтобы добиться, у кого же ключи от церкви. У ктитора их нет, да и его самого чуть живого оставили в холодной.
А верующие уже преградили путь униатам в церковь. Словно заколдованные неожиданным вероломством королевских властей, прихожане стояли вокруг церковной ограды.
Как раз наступала пора жатвы, ранних посевов овса и ржи. Будто на пожар, сбежались сюда крестьяне, не по собственной воле бросив свои дела. Рубахи у них грязные и мокрые от пота, волосы на головах слиплись. Встревоженные, они еще сдерживали себя. Гнев только зарождался, вытесняя страх. По улицам, через огороды, со всех сторон бежали женщины и дети. Церковь уже окружили тесной толпой, спаянной единой волей: не допустить, не позволить надругаться над своей церковью Марии Магдалины, которой гордились во всей округе, вплоть до Городища.
Когда униаты с привезенным из Лупка ксендзом направились к церкви, по улице мимо управления проскакал всадник. Это был гонец, которого миряне послали в Городище, чтобы поднять православных людей на защиту их храма. Войт села Млиева сообразил, куда поскакал всадник. Сказал об этом и отцу Ерковичу. Но униатский поп торопился в церковь, ни на что не обращая внимания. Даже высокомерно назвал войта трусом.
— Уважаемые панове миряне! — обратился Еркович к молчаливо стоявшим суровым прихожанам. — Нех простит пан Езус и матка Мариам сие проявление непокорности глупых хлопов. Искренними молитвами в костеле…
— Не позволим осквернить нашу святыню! — воскликнул впереди стоявший крестьянин, приглаживая дрожащей рукой волосы. По волосам нетрудно было узнать в этом человеке недавнего казака, исключенного из реестра.
— Не по-озво-олпм! — грозно закричали и другие казаки.
Но Еркович не придал значения этим угрожающим крикам, не проявил никакого желания договориться с прихожанами. Только посмотрел на пятерых вооруженных жолнеров, с которыми приехал в Млиево, чтобы занять место пастора новоиспеченного костела. Но до «престола» было еще далеко. Еркович продолжал идти, ему преградили путь. Толпа зашумела, задвигалась и окружила униатского попа вместе с его охраной.
Только один жолнер вытащил из ножен саблю. Но его схватили за руку двое товарищей-жолнеров:
— Что ты делаешь, безумный? Это же люди!.. — воскликнул один из них, сдавив обеими руками его руку с саблей.
Этот рассудительный поступок как бы стал призывом для других жолнеров. Люди плотнее окружали ксендза Ерковича, войта и охрану. Самоуверенный униат схватил за руку войта, когда тот бросился бежать.
— По цо? [46] — властно крикнул Еркович, устремляясь вперед, к воротам церкви.
46
Зачем? (польск.)
Но его повелительный окрик только еще больше обозлил рассвирепевших прихожан. Руки богомольцев потянулись к ксендзу и словно клещами впивались ему в плечи, рвали одежду, тянулись к шее. Еркович все еще продолжал кричать: «Руки прочь, паршивое быдло! Жолнеры!..» Выписанный из реестра казак сильной рукой схватил ксендза за волосы. Только после этого Еркович понял, что оскорбленные люди не будут церемониться с ним, и, испугавшись, воскликнул:
— Панове жолнеры, караул!..
А жолнеры, оттесняемые толпой верующих от ксендза, бросились к своим коням. Панический возглас ксендза и его душераздирающий крик уже не долетел до слуха жолнеров. Но именно неизвестность о том, что происходит в толпе, пугала их, подгоняла. Вскоре из толпы выскочил и войт. В изодранной одежде, с расквашенным носом, он смотрел перепуганными, как у загнанного зверя, глазами. А толпа, казалось, уже не кричала, а стонала от неудержимой ярости.
Спустя некоторое время, так же внезапно, толпа расступилась, из нее выскакивали простоволосые, растрепанные женщины и, не говоря ни слова, исчезали среди ракит, окружавших хаты. Возле места расправы до сих пор еще спорили между собой жолнеры. Когда они увидели, как, словно очумелые, разбегались люди, быстро вскочили на коней и ускакали прочь. Только один из жолнеров не сел на коня, держа его в поводу, и со страхом посматривал на бегущих людей. А когда увидел на земле изуродованный труп священнослужителя, повернулся к коню. Он вспомнил, как удержал руку с саблей своего товарища, как посоветовал другим не затевать драки с людьми. Теперь ему единственный путь — в казаки!
15
Сигизмунд III в своем письме к коронному гетману Конецпольскому не настаивал, чтобы он сам возглавил карательную экспедицию польских войск на Украину. Но гетман уже знал о волнениях в Киеве и в других местах Украины и воспринял это письмо как благородный намек короля на то, что он был бы рад, если бы Конецпольский повел войска на усмирение украинских хлопов. Затяжную войну со шведским королем Густавом можно было бы пока оставить, дабы только угодить своему беспокойному королю. Многомесячные бои в Прибалтике, безрассудные потери жолнеров могли подорвать его репутацию как одного из лучших полководцев Речи Посполитой.
И Конецпольский рассуждал вслух:
— Инфляндцы — это капля шведской крови и в роду королей Речи Посполитой… Не эта война должна принести мне славу выдающегося полководца, достойного преемника самого Жолкевского!
И эта назойливая мысль не давала ему покоя именно в тот момент, когда он должен трезво решить: возглавить ли ему карательную экспедицию на Украину или ограничиться подкреплением уже направленных туда королем войск?
Поэтому, получив дополнительные сведения из коронной канцелярии о том, что король весьма озабочен событиями на Украине, Конецпольский с курьером, доставившим ему письмо Сигизмунда III, послал уведомление из Бара, что сам идет со своими войсками на усмирение взбунтовавшихся хлопов.