Хобби Сереги Костикова
Шрифт:
– Я тоже, Владимир Иванович, все это люблю, – решился вставить два слова Серега. – Собираю рыболовные и охотничьи марки, значки, открытки, фигурки по этой тематике леплю…
– Да-а-а… Я, собственно, в связи с этим и приказал капитану тебя вызвать. Да ты не шугайся, скульптор Шуба. Конечно же, не вызвать, а пригласить тебя сюда приказал я капитану нашему, Юрию Борисовичу. Порадовал он меня вчера подарочком пластилиновым. Все ведь стараются угодить начальству дорогой пафосной фигней, а тут вдруг приятный такой пустячок. Ты ведь прежде никогда меня, кроме как на фотографии, не видел, так? А слепил будто живого. Да-а-а… Такое впечатление, что я вот-вот окунька поймал и готов за удачу горло промочить, ха-ха…
– Ха-ха-ха, – засмеялся сидевший по правую руку от подполковника Клюев. Серега тоже вынужденно рассмеялся.
– А потом, – продолжил разговорившийся начальник РУВД, – капитан наш, Юрий Борисович про тебя мне рассказал, что лепить такие фигурки у тебя настоящий талант. Что у тебя таких фигурок несколько десятков. Верно?
– Верно, – кивнул Серега, пытаясь сообразить, к чему клонит подполковник. Неужели в связи с исчезновением Влада и Машки? Неужели Борисыч вышел на Артура, и лысый совладелец «Фазана и сазана» убедил капитана в его причастности к этим исчезновениям?
– А еще капитан наш, Юрий Борисович сказал, что ты свои фигурки никому и ни за что не продаешь, и только эту, как исключение, слепил по его большой просьбе.
– Ну, да…
– Да-а-а… – подполковник очень аккуратно поставил «Рыбацкое счастье» обратно на стол. – И тут возникает такое дело…
Серега напрягся, приготовившись услышать что-то очень для себя неприятное.
– Не мог бы ты, скульптор Шуба, по большой просьбе некого Заводнова Владимира Ивановича слепить еще одну композицию?
– То есть… слепить для вас? – Серега бросил взгляд на Клюева.
– Ну, конечно, – посчитал нужным вмешаться капитан. – Пойми, Шуба, тебя не начальник районного УВД просит, а глубокоуважаемый мною и всеми, кто его знает человек…
– О чем разговор! Обязательно слеплю, Владимир Иванович, – у Сереги отлегло от сердца, но только на миг. Он вдруг подумал, что полковник попросит слепить что-нибудь «хулиганское», о чем ему рассказал Борисыч. И как он тогда объяснит, куда делись те же «Застолье» и «Лыжная прогулочка»?
– Вы скажите – что именно слепить и к какому сроку?
– В том-то и дело, что времени совсем впритык! – в сердцах хлопнул ладонью по столу Заводнов и, спохватившись, испуганно посмотрел на задрожавшее «Рыбацкое счастье».
– Знать бы раньше о твоем таланте. У моего друга и начальника, товарища генерала… фамилию тебе знать необязательно… как раз в это воскресенье день рождения. Отмечать на охоте будем в Тверской области, куда планировали накануне, в субботу всей компанией выехать. А сегодня уже вторник. Успеешь ты до субботы свой талант проявить, а, скульптор Шуба?
– Смотря, какая композиция, сколько фигурок, какой антураж… – Серега вопросительно посмотрел на Борисыча. – Вообще-то леплю я быстро.
– Что верно, то верно, – подтвердил тот. – Он вас, Владимир Иванович буквально за два дня слепил.
– Так я-то один, а здесь три человека должны быть, да желательно еще и со всякими прибамбасами, как выразился наш скульптор, – с соответствующим ситуации антуражем…
– Детали антуража иногда труднее всего даются, – со всей серьезностью сказал Серега. – Помню, мне была необходима лиса, которая у уснувшего рыболова рыбу тырила. Так я эту рыжую дольше, чем всю остальную композицию лепил. Голая баба гораздо быстрей получается.
– Как раз в этом-то все и дело… – подполковник едва вновь не стукнул по столу, но вовремя удержался.
– Так что именно слепить-то надо?
– Ты картину великого русского художника Василия Григорьевича Перова «Охотники на привале» помнишь? Которую он в одна тысяча восемьсот семьдесят первом году написал, в период своего позднего творчества! – неожиданно даже для Клюева блеснул эрудицией подполковник.
– Конечно, помню. У него еще и картина «Рыболов» есть. Кстати, написанная в том же самом году, – не остался в долгу Серега. – И я, между прочим, одну свою композицию именно с этой картины слепил. Охотников на привале тоже собирался слепить, но пока руки, то есть, пальцы не дошли.
– Хорошо бы сейчас дошли, а, скульптор Шуба! – глаза Заводнова загорелись. – Как раз три охотника на привале и нужны. Только с другими мордами, ну и в одежде посовременней. Главное – непременно до субботы успеть.
– Если рогом упрусь, успею.
– Упрись, Шуба, упрись. А я тебе по гроб жизни обязан буду. Материал, пластилин, то есть, у тебя есть? Хватит?
– У меня все есть. Кроме физиономий действующих лиц.
– Одна из этих физиономий – моя. Вторая – моего друга, товарища генерала, третья – еще одного друга, он… ну, это не важно. Мы вместе сто лет на охоту выезжаем. Их фотки тебе завтра домой капитан наш, Юрий Борисович привезет. А ты до этого можешь с антуража начать, ведь так?
– Хорошая мысль…
– Ну, Шуба, ты даешь! – встретил Сергея Костикова у входа в здание банка водитель суточной машины Фуфел. – Ну, ты и ловкач, Шуба, кто бы мог подумать! И главное – все по чернявеньким, по чернявеньким, и главное – одна краше другой…
– Ты о чем? – нахмурился Серега.
– Голову на девяносто градусов влево поверни…
Предугадав, кого увидит, Серега посмотрел в указанном направлении. И, убедившись, что не ошибся, собрался войти в здание банка, но наткнулся на укоризненный взгляд водителя:
– Она почти час тебя дожидается…
– Тебе-то что? – Серега уже собрался обойти Фуфела – как-никак, скоро на маршрут выезжать, но остановился, услышав едва ли не молящее:
– Сережа, подожди!
Вика – и куда только подевалась ее вчерашняя надменность – бежала к нему, не глядя под ноги, вот-вот споткнется и упадет в лужицу. У нее и в самом деле подвернулась нога, хотя, возможно, она умело притворилась, тем не менее, чтобы не позволить девушке упасть, Серега был вынужден поддержать ее и даже обнять.