Хоботок

После провала в Британской Колумбии мы решили заглянуть на фестиваль блюграсса. Не то чтобы мы — Крус. Остальные только пожали плечами и согласились — будь по-твоему, чувак. Как и всегда. Крус в нашей разношерстной стайке был за альфа-самца.

Следуя вручную слепленным указателям, мы выехали на грунтовую дорогу и в конце концов оказались на грязном поле, где разместилось, наверное, под тысячу других машин и потрепанных туристических автобусов. Концертище был нехилый: павильоны, огромная сцена, прожекторы. Чуть поодаль развели большой костер, и фанаты с языческим восторгом корчились среди теней и тлеющих углей. Было свежо, в

воздухе клубились тяжелые ароматы марихуаны и гвоздики, электричества и секса.

От гула гавайской гитары, пропущенного через динамики, у меня началась мигрень. Слишком много людей зависало вокруг, конвульсивно вскидывая конечности. Слишком много света, слишком много тьмы ему на смену. Похоже, я на пару банок перебрал пива, потому что лицо у меня онемело, как от новокаина. Еще я обнаружил, что танцую с какой-то темноглазой студенткой с афрокосичками. Надпись на ее футболке гласила: МОЛОКО.

Кажется, она была немного посимпатичней старлетки, с которой я во время оно угробил свой брак, но все же напоминала ее в некоторых чертах. Велика ли была вероятность наткнуться на такую? Я даже и считать не стал. Пьяный мужик с незнакомой девицей при полной луне — коварная комбинация.

— Ищешь кого-то или так просто болтаешься?

Ей пришлось кричать, иначе все перекрыл бы грохот джаг-бенда [1] . От нее пахло виски и перечной мятой.

— Друзей потерял, — крикнул я в ответ. Под раздольем ночного неба колыхалось море голов, и ни одна из них не была мне знакома. Мы вшестером вывалились из двух автомобилей, а теперь я остался один. Последний из могикан.

Девушка усмехнулась и потрепала меня по щеке.

— Нету у тебя никаких друзей, Рэй-бо.

Я хотел спросить, с чего бы это, но тут она вывернулась и указала пальцем куда-то мне за плечо.

— Мама дорогая, ты только посмотри на эти звезды.

И правда, звезды высыпали во всей красе, истекая холодным недобрым сиянием в невообразимой дали. Меня же больше интересовали байкеры, маячившие возле сцены и у пивных стоек. Зловещие, гнусные ребята, которым явно хотелось проблем. Крус с Хартом наверняка уже поймали эти флюиды и были на подходе.

Девица спросила меня, чем я занимаюсь, и я сказал, что актер, но сейчас ищу работу. Она меня могла где-нибудь видеть? Нет, вряд ли. Я задал тот же вопрос и толком не расслышал, что она ответила. То ли этимолог, то ли энтомолог. И еще что-то, вообще не разберешь. Вид у нее был такой серьезный, что я попросил ее повторить.

— Прямо через мозговую оболочку. Типа сифона такого.

— Что?

— Это вроде как деликатес. Говорят, что не особо больно, но так я им и поверила.

— Деликатес?

Она скорчила гримаску.

— Я за пивом. Будешь?

— Нет, спасибо.

У меня и так уже ноги подгибались. Девица улыбнулась — этакий мечтательный бесенок — и наградила меня коротким целомудренным поцелуем. Потом исчезла в толпе, и больше я ее не видел.

Спустя какое-то время я дотащился до машины и рухнул на сиденье. Попытался позвонить Сильвии, хотел передать, что со мной все в порядке,

но сотовый ничем мне не помог. Дозвониться в Лос-Анджелес до моего друга и связного, Роба, тоже не вышло. То-то он бесится сейчас. С таким же успехом я мог торчать сейчас на необитаемом острове. Технологии, мать их. Я глядел, как запотевшие окна проходят по спектру от розового до желтого. Убаюканный монотонным треньканьем, я заснул.

Снились мне осы с гнездами. И экзотические орхидеи, клонящиеся венчиками к устрашающему скоплению туч. Не цветы, а батарея органических радиотелескопов, принимающих какой-то шипящий сигнал, недоступный слуху.

Меня укусил комар. Я раздавил его, кровь потекла по пальцу и застыла на ногте.

За рулем был Крус.

— Хочу посмотреть на те бугорки в Майма-Маундс, — сказал он.

— Что это за Майма с такими бугорками? — поинтересовался Харт, потирая рубец на мясистой шее.

Сквозь пуленепробиваемое стекло сочился размытый свет луны. Я разместился на переделанном заднем сиденье, которое занял бы наш пленник, если б мы увезли его с собой. Я разглядывал решетчатую перегородку, кандалы, двери без ручек. На полу застыли коркой черные потеки. Кто-то потрудился нацарапать там «Р+Д» и затейливое изображение пениса Рональда Рейгана. Машина была старая. В салоне смердело сигаретным дымом, застоявшимся пивным духом и бесчисленными телесными испарениями.

Моего мнения никто не спрашивал. Я для них слился с фоном.

Еще в Канаде, на фестивале эти отморозки набрали наркоты и так обдолбались, что башку им снесло напрочь. Сумку со шприцами и всяким мусором Харт сбросил с моста, не доезжая до границы. Там же мы расстались с остальными парнями — Леоном, Руфусом и Донни. Донни в Данки-Крик зацепила шальная пуля — по крайней мере, было теперь чем похвастаться. Та еще шпана; домой они хотели двинуть напрямую. Может, заскочат еще по пути на родео в Монтане.

Над далекими горами проклюнулся бледный шов заката. Мы катили по самой настоящей глуши, с грохотом проносясь по расшатанным деревянным мостам, которые могли быть возведены и во времена Гражданской. По обеим сторонам разбитого двухполосного шоссе тянулись неухоженные поля и холмы, густо заросшие тополями и кленами. Стеной стоял ракитник, желтые головки горели голодным огнем на тонких стеблях. Ракитник был ответом штата Вашингтон на кудзу. Он потихоньку расползался повсюду, питаясь от трещин в земле.

Мимо проносились дорожные знаки, близкие здесь к вымиранию: с выцветшими надписями, изувеченные следами от пуль, потускневшие от пыльцы и растительных соков. Временами от шоссе отходили грунтовки, уводящие сквозь высокую траву к фермерским домикам. Попадались встречные машины, но редко, и все больше местные: камуфляжной окраски грузовики-платформы с лебедками и прицепами, двухцветные пикапы, потрепанные джипы. И хоть бы один номер из другого штата. Я уже начинал подозревать, что мы пропустили какой-то поворот. Не то чтобы мне вздумалось поднимать этот вопрос. К тому времени я научился держать рот на замке и не высовываться.

— Да ты хоть знаешь, где они? — спросил Харт. Он все злился из-за побоища на набережной — побаивался, что у крохоборов будет теперь повод помудрить с наградой за поимку Пирса. У меня было подозрение, что он прав.

— Майма-Маундс?

— Ага.

— Не-а.

Крус опустил стекло и стрельнул струйкой коричневой слюны, украсив кузов очередным размашистым мазком. Он покрутил ручку приемника и вызвал к жизни Джонни Кэша; тот каялся, что «грохнул человека в Рино, чтоб поглядеть, как он умрет».