Хочешь жить - не рыпайся
Шрифт:
— Мне было тридцать восемь, — она скостила себе всего два года. — А ему только тридцать. Заводной парень. Совершенно неуправляемый.
— И что с ним сталось?
Она пожала плечами.
— Что с такими случается? Полагаю, они стареют, но не сдаются. Теперь ему сорок шесть, так? — она покачала головой. — Я не могу представить себе Билли в сорок шесть лет.
— Он не женился?
— Только не он. Молоко так дешево. Вы знаете эту присказку?
— Зачем покупать корову?
Она кивнула.
— Зачем покупать корову, если молоко так дешево. Он частенько
— Он не говорил про родственников? Брата или сестру?
— Брат у него был. Френки. На год или два старше. Однажды он зашел сюда, чтобы занять у Билли двадцатку. У Билли денег не было, поэтому он занял двадцатку у меня и отдал брату. Назад я ее не получила. Собственно, и не ждала, что он отдаст долг.
— А чем занимался Френки?
— Музицировал. Играл на рояле. Немного пел. Вам такие встречались. Симпатичный, с вьющимися волосами, обаятельной улыбкой. Уютная гостиная, полумрак, он играет «Звездную пыль» старушкам, что осиливают уже четвертый «мартини», старушки хотят пригласить его к себе, но выясняется, что он уже приглашен. Барменом. Есть еще виски в вашей бутылке?
— Сколько угодно.
Она протянула свой стаканчик и я наполовину наполнил его шотландским. Себе я налил поменьше. Она налила в оба воды. Глаза у нее заблестели.
— Билли не попал в передрягу?
Я покачал головой.
— Нет. Думаю, что нет.
— Тогда почему Френк Сайз интересуется им?
— Это длинная история, мисс Мэйс. По правде говоря я ищу тех, кто знал маленькую девочку, которую звали Конни Майзель. А может, Констанс. В пятьдесят шестом ей было лет десять. Я подумал, что Билли был ее отцом.
Фоуб Мэйс улыбнулась и покачала головой.
— Это невозможно. И Френки не мог быть ее папашкой.
— Почему?
— В середине пятидесятых мы жили как в каменном веке. Противозачаточных таблеток еще не было. А Френки и Билли пользовались особым успехом у женщин благодаря одной особенности их организма.
— Какой именно?
— Когда одному было тринадцать, а второму пятнадцать, они переболели «свинкой». [8]
Глава 17
8
Свинка зачастую сопровождается поражением яичек, что приводит к мужскому бесплодию.
Фоуб Мэйс хотела, чтобы я дождался Фредди, ее дружка, который мог с минуты на минуту вернуться после летного урока, но я сказал, что у меня назначена встреча, которую я не могу отменить.
— Если найдете его, передайте ему привет, хорошо? — попросила она.
— Билли Майзелю?
— Вот-вот. Билли.
— Хотите, чтобы я предложил ему заглянуть к вам, если мы встретимся?
Она задумалась.
— Ему уже под пятьдесят?
— Похоже на то.
Она покачала головой.
— Наверное, он уже лысый. И толстый.
— Возможно, и нет.
— Передайте ему привет. И все. Только привет.
— Фоуб передает вам привет.
Она
— Совершенно верно. Фоуб передает привет.
Я спустился вниз и уже садился в машину, когда к зданию подкатил внедорожник фирмы «фольксваген», с разрисованным парусиновым верхом и большими задними колесами. Из него выскочил костлявый старичок в потрепанных шортах и красной рубашке с короткими рукавами, загорелый, с седыми усиками и забранными сзади в хвост седыми же волосами. Широким шагом он направился к подъезду.
— Добрый день, Фред, — поздоровался я, когда он проходил мимо. — Как дела?
Он остановился, ослепил меня белозубой улыбкой.
— Все отлично, сынок. Я вас знаю?
— Думаю, у нас есть общие знакомые.
— Фоуб?
Я кивнул.
— Есть на что посмотреть, не правда ли, — он подмигнул мне.
— Потрясающая женщина, — согласился я.
Он опять улыбнулся, еще раз подмигнул и взбежал по лестнице.
До Голливуд-Фриуэй я добрался быстро, лишь пару раз повернув не в ту сторону, и покатил к центру города. Заехал на автостоянку рядом с Бродвеем и положил бутылку с остатками виски в бардачок. Служитель это заметил и покачал головой.
— Законом это запрещено.
— У меня простуда, — ответил я.
— Господи, это ужасно. У меня тоже.
— Так примите лекарство.
— Вы шутите?
— Отнюдь. Только не помните машине крылья. Она взята напрокат.
— Спасибо, приятель. От глоточка я не откажусь.
— Чтобы вылечить простуду.
— Вот-вот. Только поэтому.
Я взял у него квитанцию и пошел к Новому департаменту регистраций Лос-Анджелеса, уже как пять лет переехавшему в Гражданский центр, располагающийся в доме двести двадцать семь по Северному Бродвею.
По справочному указателю в вестибюле я определил, что мне нужна комната десять. Находилась она на первом этаже, и в ней, за длинной конторкой, я нашел изящную блондинку, которой, судя по всему, очень нравилась работа в государственном учреждении. Она, несомненно, гордилась тем, что досконально разбирается в порученном ей деле. Занималась она свидетельствами о рождении.
После того, как я объяснил, кто я, откуда и от кого, она улыбнулась.
— Знаете, я читаю его колонку.
— Это хорошо.
— Он всегда на кого-то сердится. Это так?
— Обычно, да.
— Я бы сошла с ума, если бы постоянно сердилась.
— Я тоже.
— Чем я могу вам помочь?
— Я бы хотел взглянуть на свидетельство о рождении одной девушки, Конни Майзель. А может, Констанс. Майзель я продиктую вам по буквам. [9]
— Она родилась в Лос-Анджелесе? — спросила блондинка, записав под мою диктовку фамилию Конни.
— Да.
— Вы знаете, когда? Это ускорит дело.
9
Это действительно необходимо, потому что многие фамилии пишутся не так, как слышатся.