Хочешь жить - не рыпайся
Шрифт:
— Сколько она у вас работала?
— Десять, может, одиннадцать лет.
— Что потом?
— Перебралась в другое место.
— Почему?
— Когда я покупал это заведение, тут была клоака. И ошивались здесь черт знает кто. Бандиты, проститутки. Если кто-то приезжал в город и спрашивал у коридорного, где можно поразвлечься и найти женщину, ему говорили — «У Стэйси». Вы меня понимаете?
— Несомненно.
— Я еще снимался в кино, но не слишком много, потому что студии тогда большей частью дышали на ладан, но тут мне повезло
— Я помню.
— Сигареты были отвратительные, а вот за ролики платили отменно. Заработанные деньги я вкладывал сюда. Сменил всю обстановку, ко мне потянулись более добропорядочные клиенты. Им нравилось видеть меня за стойкой, а минутой позже — на экране телевизора, отпускающим какую-то зверушку. Я поднял цены, нанял хорошего повара и бандитов с проститутками как ветром сдуло. Они уже не чувствовали себя, как дома. С ними ушла и Гвен.
— И произошло это девять или десять лет тому назад?
Он кивнул.
— Около этого.
— Вы знали ребенка Гвен?
— Конни? Конечно, я знал Конни. Она звонила каждый день около четырех, чтобы узнать, добралась ли ее мамаша до работы. Гвен перед уходом начала пить. Конни все еще в Вашингтоне?
— В Вашингтоне, — подтвердил я.
— Она связана с тем расследованием, что вы проводите?
— Похоже, что да.
Стэйси отпил «Чивас регал».
— Она приходила сюда пару раз после окончания колледжа в Окленде.
— Миллз.
— Да, Миллз. Она входила сюда, и все мужчины видели только ее. Включая меня.
— Да уж, есть в ней что-то такое.
— Я скажу вам, что в ней есть. Она — самая красивая женщина из тех, что живут в этом городе, а он знаменит отнюдь не породистыми собаками.
— Вы абсолютно правы.
— Она еще и умная. Такому сочетанию трудно что-либо противопоставить. Дела у нее идут нормально?
— Вроде бы да. А что вам известно об ее отце? Его звали Френк Майзель, не так ли?
— Старина Френк. Давненько я его не видел. Я ожидал, что он явится на похороны Гвен, но он не пришел. Может, не знал.
— Она умерла примерно семь месяцев тому назад, не так ли?
Он задумался.
— Пожалуй. В конце октября. Парень, с которым она жила, пришел ко мне за деньгами. Я дал ему пару купюр.
— Вы были на похоронах?
Он кивнул.
— Да. Я и тот парень, что приходил за деньгами. Опустившийся тип. И еще три каких-то человека. Я их не знаю.
— От чего она умерла?
— Полагаю, он пьянства. В медицинском заключении написали пневмония, но кто в это поверит.
— И Френк Майзель на похороны не пришел?
— Нет. Видите ли, он и Гвен лет двадцать то сходились, то расходились. Я думаю, что именно старина Френк занимался воспитанием Конни, если кто-то этим вообще занимался. Он учил ее играть на пианино и задавал трепку, если она не ходила в школу. Между нами говоря, я думаю, старина Френк ее и трахал.
— Вы про Конни?
— Естественно. Он держал ее в ежовых рукавицах.
— Я
Стэйси пренебрежительно скривился.
— Разве есть закон, который это запрещает?
— По моему разумению, нет.
— Возможно, Френк и не брезговал мужчинами, но предпочтение отдавал женщинам. Вот из-за этого он и Гвен никогда не ссорились. Он шел своим путем, Гвен — своим, и если они лаялись поутру в воскресенье, то совсем не из-за того, кто с кем спит.
— А из-за чего они лаялись?
— Насколько я знаю, из-за Конни. Старина Френк ради нее был готов на все. Я думаю, она жила с ним с двенадцати или тринадцати лет. Он одевал ее, заставлял делать уроки, давал деньги, чтобы она не чувствовала себя золушкой в Голливуд-Хай. Именно старина Френк воспитал ее. Гвен-то плевать хотела на дочь.
— Вы думаете, что Френк — ее отец?
Стэйси пожал плечами.
— Кто об этом знает? Гвен трахалась со всеми. Ее отцом мог быть как Френк, так и еще дюжина парней. Разумеется, Френк говорил всем, кто хотел его слушать, что в детстве переболел свинкой, а потому забеременеть от него невозможно. Потому-то женщины табуном ходили за ним, но я думаю, что он врал.
— Но вы не знаете, где он сейчас?
Стэйси несколько раз качнул головой.
— Не знаю. Думаю, в городе его нет. Иначе он обязательно пришел бы на похороны Гвен. Возможно, он играет в каком-нибудь кабаке во Фриско. Родом он оттуда.
— Скажите мне вот что…
— Разумеется, скажу. Что именно?
— Как вы узнали, что Конни в Вашингтоне?
Стэйси посмотрел на входную дверь.
— Видите ли, это довольно-таки забавная история.
— Может, вы нальете нам еще по стакану и расскажите ее мне?
Стэйси повернулся ко мне.
— Френк Сайз по-прежнему платит?
— Платит, можете не волноваться.
Стэйси наполнил наши стаканы, пригубил свой, опять облокотился на стоку.
— Как я и говорил, это забавная история. Вернее, грустная.
— Я внимательно слушаю, — мне хотелось показать, что я еще не потерял интереса к его рассказу.
— За две недели до смерти Гвен в бар пришла уродливая старуха. Примерно в то же время, что и вы. Посетителей практически не было. Толстая такая, с яркой помадой на губах, с пятнами румян. И все-таки что-то в ней показалась мне знакомым. Я присмотрелся повнимательнее. И кого, как вы думаете, я в ней признал?
— Понятия не имею, — мне не хотелось лишать его рассказ изюминки.
— Саму Гвен! Как же ужасно она выглядела. Но мы в свое время были друзьями, расстались по-хорошему, так что я налил ей двойное виски. Чувствовалось, что выпить ей хочется. Она обрадовалась, но краше от этого не стала. Я так огорчился. У меня в памяти она осталась совсем другой. Потом мы поболтали и выяснилось, что она хочет попросить меня об одной услуге. Я подумал, что она займет у меня двадцатку, и решил не отказывать, потому что деньги это небольшие.