Хочешь жить – умей вертеться

Сальваторе Ана

– Скоро отпустит, не переживай. А сейчас надо уходить.

Когда они вышли из леса, было около трёх ночи. Идти домой к Клаусу нельзя, нужно было что-то делать. Он принял решение остаться до утра у Оскара. Тот ещё с порога закидал их вопросами о том, что случилось, но Клаус умело игнорировал их. Он отвёл Кэролайн в комнату, а сам вернулся на кухню к Оскару. Кэролайн понимала, что ей нужно отдохнуть и прийти в себя, но чувство вины и галлюцинации не покидали её. В голове крутилась тысяча мыслей о том, что будет дальше. Лёжа на боку и притянув к себе подушку, Кэролайн смотрела в пустоту и утирала слёзы тыльной

стороной ладони. В ту ночь она так и не смогла заснуть.

Глава четвёртая.

Лишь под утро она задремала ненадолго. Открыв глаза, обнаружила, что Клауса уже не было. Он оставил записку, где писал, что у него срочные дела и нужно отъехать ненадолго. Кэролайн на ватных ногах поплелась по коридору. Вторые сутки без здорового сна давали о себе знать. На кухне с кружкой кофе сидел Оскар. По телевизору мелькала какая-то передача, из приоткрытого окна тянулся лёгкий шлейф холодного воздуха. На столе, рядом с кружкой, стоял ноутбук.

– Доброе утро, – с трудом выговорила Кэролайн.

– Доброе утро, Кэр. Как ты?

– Нормально. А… ты?

– Что вчера было?

Кэролайн замялась.

– Клаус ничего мне не сказал. Может, хоть ты будешь откровенней?

– Извини, Оскар, но все вопросы к Клаусу.

Тот не ответил. Кэролайн подошла холодильнику и, открыв дверь, пробежалась взглядом по полкам. Поесть надо было, но так не хотелось. В желудке по-прежнему неприятные ощущения. Кэролайн закрыла холодильник и двинулась к выходу из кухни, но в дверном проёме решительно встал Оскар.

– Ты чего? – спросила Кэролайн.

– Я знаю, что произошло. Мне просто было интересно, поделишься ли ты этим со мной.

– И зачем ты мне это говоришь?

– Затем, что ты не всё знаешь.

– Оскар, мне некогда, – резко ответила она и, отодвинув парня от двери, пошла собираться.

У неё не было с собой никаких вещей, кроме тех, что ночью принёс Клаус: рюкзак, паспорт, телефон и немного денег. Ещё раз проверив наличие кошелька, Кэролайн вызвала такси и, быстро попрощавшись с Оскаром, вышла на улицу.

На вокзале было много людей, время от времени мелькали полицейские, изрядно напрягая Кэролайн. Ехать на поезде нельзя – потребуется паспорт. Изучив табло, Кэролайн купила билет на ближайшую электричку. Она шла до Тихоозёрска, небольшого провинциального городка. Сев в холодный прокуренный вагон, Кэролайн набрала номер Клауса, но тот не ответил. В телефоне нагнетающим баннером висело несколько пропущенных от Джереми.

Кэролайн сидела, подпирая голову рукой, и смотрела на мелькающие за окном улицы. Слёзы струились по щекам, и ей было плевать на людей вокруг. Душевная боль была слишком невыносимой, чтобы держать себя в руках. В голове вновь и вновь прокручивалась прошедшая ночь, от воспоминаний по телу била крупная дрожь. Кэролайн ненавидела себя за то, что случилось.

Несколько дней назад.

– Клаус, зачем это?

– Я же уже объяснял тебе, что психотроп – это не так плохо, как ты думаешь.

Мы сидим в небольшом кафе возле дома Клауса. Время позднее, и посетителей почти нет. Дрожащими руками я держу кружку горячего шоколада, Клаус невозмутимо тянет сигарету, стряхивая пепел в маленькую пепельницу.

– Что в этом хорошего?

– Ты сможешь познать себя.

– Я не думаю, что это хорошая идея… тем более, почему ты не хочешь со мной?

– Потому что я это уже делал и не раз. А вот тебе не помешало бы глубже погрузиться в своё сознание.

– Мне страшно, – признаюсь я.

– Да расслабься ты. Я буду рядом.

Ну да, он был рядом. Но от беды это не спасло.

Полтора года назад.

Мы идём по каменистой дорожке парка. Позднее лето, осень уже стучится в окна. Я держу его под руку, он увлечённо смотрит по сторонам. Мы с папой часто бываем здесь, это его любимый парк. Как хорошо, что он всего в десяти минутах от дома.

– Пап, – аккуратно зову я.

– Да?

– Ты никогда не рассказывал, как вы с мамой познакомились.

Я вижу, как в его глазах на секунду мелькает тоска, но он тут же улыбается накатывающим воспоминаниям.

– Ох, Ванесса, – протянул он, поднимая глаза к небу. – Я увидел её в кафе. Она сидела с подругами и смеялась. Я сразу влюбился в её звонкий заразительный смех, – папа улыбается. – Весь вечер не мог набраться смелости подойти и заговорить с ней.

– Ну раз я сейчас здесь, значит всё-таки набрался, – хитро говорю я.

– Да. Она уже уходила, я догнал её на улице. Пришлось включить всё своё обаяние, чтобы она обратила на меня внимание. Я попросил у неё номер телефона и на следующий же день позвонил, пригласил на свидание. Именно тогда судьба мне и улыбнулась.

Губы растягиваются в улыбке, хотя глаза на мокром месте. Какой же он у меня хороший.

– Когда она согласилась стать моей женой, я понял одну простую истину: если ты чего-то хочешь, то только ты способен сделать так, чтобы это случилось. За тебя этого никто не сделает, – он смотрит на меня и улыбается. – Именно поэтому, дочка, я всегда старался и буду стараться донести это до тебя: ты сама строишь свою судьбу.

– Господи, пап, даже не представляю, чтобы я делала без тебя, – невольно срываются слова.

Он на мгновение удивляется, но потом крепко обнимает меня за плечи.

На железнодорожную платформу Тихоозёрска электричка прибыла только ближе к семи часам вечера. За всё это время Клаус так и не перезвонил. Кэролайн вышла с вокзала и, закурив сигарету, встала у уличного фонаря. Город был довольно мрачный, со старыми домами, петляющими тропинками во дворах и узкой проезжей частью. Город мало освещался, резные фонари стояли на довольно большом расстоянии друг от друга. Их жёлтый свет пятнами падал на старые дорожки. Изредка доносился шум проезжающих машин, но в целом было тихо. Стояли витиеватые лавочки, возле урн валялись пустые пластиковые бутылки и фантики. В окнах домов горел мутный свет. Людей немного, от вокзала все разбредались в разные стороны. Одинокая женщина с пропитым лицом тянула за поводок чёрную собаку крупной породы. Двое молодых парней попрощались у платформы и разошлись. У всех свои дела. И только Кэролайн не знала, куда ей идти и что делать. Город для неё абсолютно чужой, она никого и ничего здесь не знает. Полупустые улицы давили накатывающей печалью, дул холодный ветер, тормоша кроны деревьев. В голове непроглядная пустота и туман.