«Хочется взять все замечательное, что в силах воспринять, и хранить его...»: Письма Э.М. Райса В.Ф. Маркову (1955-1978)
Шрифт:
Кроме того, как и вообще за границей, — недостаток книг! Не было Клюева, просто нельзя было достать, кроме мало значительного «Четвертого Рима» [56] . Заболоцкого впервые вычитал тоже из Вашей книги (а где Вы его достали? [57] Где он есть в САСШ?). Но и Багрицкого как следует нельзя в Париже проштудировать. А замечательных, погибших в начале революции Чурилина [58] , Ганина [59] , Орешина [60] , Петникова [61] и мн<огих> др<угих> — тоже решительно достать невозможно. А ведь это были восходящие звезды русской поэзии, шедшие к занятию первых мест! Даже Кирсанова — все та же «Золушка». Но ни одной из его книг 1925–1940 гг. [62] достать не удалось, хотя я уверен, что среди многого написанного в угоду начальству там есть и подлинные шедевры. Многого я ожидаю (но еще никогда не имел в руках) и от раннего Асеева. А В. Каменский (тоже ранний), а Фиолетов [63] , а Липскеров [64] , а Доронин! [65]
56
Клюев Н. Четвертый Рим. Пб.: Эпоха, 1922. Однако в 1954 г. Издательство имени Чехова выпустило солидный двухтомник Клюева под редакцией Б.А. Филиппова.
57
Переписанные на машинке копии стихов Н.А. Заболоцкого Марков получил для своей антологии от Г.П. Струве, которому, в свою очередь, прислал их Б.А. Филиппов, см. переписку Маркова с Г.П. Струве осенью 1952 г. (Hoover. Gleb Struve Papers; Собрание Жоржа Шерона). Судя по описанию, это были стихотворения, предназначенные для сборника, который Филиппов намеревался издать. См. письмо Струве Маркову: «Я получил от Филиппова (видите, как он обязателен со мной) переписанные на машинке стихотворения Заболоцкого. Туда входят: СТОЛБЦЫ — ТОРЖЕСТВО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ — ЛОДЕЙНИКОВ — ВТОРАЯ КНИГА — СТИХОТВОРЕНИЯ 1948 — Библиографическая справка и статья Александра Котлина “Поэт эпохи” (последнюю он, впрочем, пока не прислал мне). Всего вместе около 80 страниц (без статьи). Я так понимаю, что Филиппов хотел бы этот сборник издать, но не знаю, возьмет ли его Чеховское изд<ательст>во» (Собрание Жоржа Шерона). Копия рукописи хранится в библиотеке Сиракузского университета, в картотеке она описана как книга с предисловием Котлина, и исследователи иногда упоминают о ней как о вышедшем издании. Статья А. Котлина (наст, имя и фам. Александр Николаевич Егунов; 1905–1980) под названием «Поэт эпохи» была опубликована в дипийском журнале, изданном на ротаторе: Начало: Литературно-художественный и научно-популярный сборник. № 1. Фишбек: Изд-во Культпросветотдела лагеря Фишбек, Британская зона, 1947.
58
Чурилин Тихон Васильевич (1885–1946) — поэт, близкий к футуристам. Страдал психическим расстройством, неоднократно подолгу находился в психиатрических лечебницах (в 1910–1912, 1927–1931, 1945–1946). Сборники стихов, подготовленные им после революции, не дошли до читателя.
59
Ганин Алексей Алексеевич (1893–1925) — поэт есенинского круга. Осенью 1924 г. арестован по обвинению в принадлежности к «Ордену русских фашистов» и расстрелян.
60
Орешин Петр Васильевич (1887–1938) — поэт есенинского круга. В 1937 г. арестован по обвинению в террористической деятельности и расстрелян.
61
Петников Григорий Николаевич (1894–1971) — поэт-футурист, переводчик, сотрудник издательства «Academia» (в 1925–1931). С конца 1950-х гг. жил в Крыму.
62
За этот период С.И. Кирсанов выпустил три десятка книг, но в эмиграции, действительно, известность получила лишь «Золушка» (М.: Гослитиздат, 1935), вызвавшая одобрение Г.В. Адамовича, откликнувшегося на журнальную публикацию поэмы в № 1 «Нового мира» за 1935 г. (Адамович Г. «Золушка» // Последние новости. 1935. 16 мая. № 5166. С. 2).
63
Фиолетов Анатолий (наст, имя и фам. Натан Беньяминович Шор; 1897–1918) — сотрудник уголовного розыска в Одессе, поэт, участник объединений «Коллектив поэтов», «Зеленая лампа» и др. Выпустил единственный сборник стихов «Зеленые агаты: Поэзы» (Одесса: Изд-во С. Силвера, 1914). Погиб в стычке с бандитами. См. также: Фиолетов А. О лошадях простого звания. Одесса, 2000.
64
Липскеров Константин Абрамович (1889–1954) — поэт, переводчик, драматург, выпустил несколько книг, с конца 1920-х гг. занимался только переводами.
65
Доронин Иван Иванович (1900–1978) — поэт, называвший себя «урбанистом деревни», автор нескольких сборников стихов, наиболее активно печатался в 1920-х — начале 1930-х гг.
66
Семенов Леонид Дмитриевич (1880–1917) — поэт, прозаик, религиозный пропагандист, внук знаменитого путешественника П.П. Семенова-Тян-Шанского. В начале 1900-х гг. революционер, затем толстовец, после 1905 г. стал странником. Убит бандитами. При жизни выпустил единственную поэтическую книгу «Собрание стихотворений» (СПб.: Изд. «Содружества», 1905). Подробнее см.: Семенов Л. Стихотворения. Проза / Изд. подгот. B.C. Баевский. М.: Наука, 2007.
Вот вы говорите о переоценке [67] . По-моему, переоценке надо подвергать не только отдельных знаменитых поэтов, но и все поэтическое наследие.
Надо открывать незамеченных. Вот я ищу стихи В. Дрентельна [68] , Бутурлина [69] , Д.П. Шестакова [70] (конца XIX в.) — интересных современников Надсона, предтеч символизма, знакомых мне только по отрывкам. В Казани, в Киеве, в Одессе была интереснейшая провинциальная поэзия, часто всероссийского значения (Росимов, Самоненко, Иерусалимский [71] ) — но и ее не достать. Обладай мы нужным материалом, я уверен, что удалось бы сделать ошеломительные открытия. Ведь и американцы долго не знали Мельвилля, англичане Донна и Беддеза, немцы Гельдерлина и т. д. Почему же предположить, что только в России бы не нашелся забытый современниками гений?
67
«Почему так много воспоминаний о поэтах и так мало интересных переоценок их творчества?» (Марков В. Из дневника «нового» эмигранта. С. 201).
68
Дрентельн Владимир Юльевич (Юрьевич) (1858–1911) — офицер, выпустивший единственный сборник «Стихотворения» (СПб., 1889), скончался от тяжелой психической болезни. Возможно, Райс обратил внимание на его стихи, обнаружив их в антологии П. и В. Перцовых «Молодая поэзия» (СПб., 1895).
69
Бутурлин Петр Дмитриевич, граф (1859–1895) — дипломат, сотрудник русского посольства в Риме, затем в Париже, писал стихи на английском и русском языках, выпустил несколько сборников.
70
Шестаков
71
Не удалось найти данных.
Поэтому-то я и копаюсь так усердно в мелочах, в надежде, как крыловский петух, найти в навозе «жемчужное зерно». Да иначе и нельзя. Только в массе анонимной серости можно выделить подлинно значительное. Легче и приятнее наслаждаться уже готовыми Заболоцким или Васильевым, но для того чтобы их впервые обнаружить, надо было кому-то, в свое время, прожевать «тысячи тонн словесной руды».
Впрочем это не камень в Ваш огород — Вы знаете, как дороги (и не мне одному) Ваши essays, и, не будь Вас, я бы и до сего дня не знал о существовании П. Васильева и так бы и не увидал ранних стихов Заболоцкого, которых нет нигде во Франции.
А вот еще интересный и не очень молодой ученик Клюева: Сергей Островой, автор книги «Город моей юности» [72] .
Хотя в советских условиях я себе не строю никакой иллюзии насчет шансов на развитие у таких поэтов, как Асадов, Матусовский, Межиров, Д. Осин, А. Соколов и, вероятно, Ваш Урин, но все-таки знать нельзя — большой талант может себя, хоть и криво, а проявить, как, напр<имер>, Кирсанов, а юнцы эти определенно не лишены таланта.
Теперь коснемся периода менее для нас мучительного, чем советский. Возьму Ваши замечания по порядку.
72
В библиографии Сергея Григорьевича Острового (1911–2005) нет такого сборника стихов, см.: Русские писатели. Поэты: Биобиблиографический указатель. СПб., 1994. Т. 17. С. 140–198. Возможно, Райс перепутал, имея в виду книгу Казимира Леонидовича Лисовского (1919–1979), жившего после войны в Новосибирске (где родился и Остро- вой): Лисовский К. Город моей юности: Стихи. Красноярск: Краевое изд-во, 1950.
Жуковского мало. А не слишком ли много? Расплывчатый поэт в тогдашней моде с бедным, мало выразительным словарем… Впрочем, если Вы у него знаете хорошее — рад буду, если Вы мне его укажете. А до Ваших возможных у него открытий он, по-моему, заслуживает энергичной «переоценки» в пользу Батюшкова, которого, пожалуй, можно было представить полнее. Но он очень связан с языком и слабо доходит до иностранцев. По этой же причине я поскупился на Карамзина, Давыдова и Вяземского. Федора Глинку (какой изумительный поэт!) и Кюхельбекера я сам еще тогда не знал. Семена Боброва и Ширинского-Шихматова до сих пор не могу достать.
Пушкин… побольше. А что, напр<имер>? «Роняет лес», напр<имер>, первая строфа для иностранного читателя представляет самое большее описательный интерес, все — чересчур длинно, и вообще пушкинский гипноз связан с языком. Я было думал отстранить мелкие стихотворения и дать «Анжело» целиком. Стоило бы, и дало бы иностранцам о Пушкине достойное понятие. Но — Вы сами понимаете, что отстранение всей его лирики тоже не могло быть решением. Всякий раз, когда его представляешь иностранцам, приходится плохо, тем более что мы несем также ответственность и за его репутацию «первого» русского поэта. Все опасаешься, как бы они не сказали: «Только и всего?»
Очень интересуюсь — что бы Вы выбрали у Некрасова. Лично у меня очень чешутся руки и его сильно «переоценить». Теперь я бы удержал, пожалуй, «Машу», «Тройку», «Отчизну», «Утро» — несколько мелких не очень амбициозных стихотворений. А ведь его большие поэмы плохи, за исключением немногих отрывков. В «Кому на Руси», пожалуй, удалось бы удержать только солдатскую песенку и конец «Якова верного» — а сколько фальшивого фольклора там нагромождено! Некрасов — интересный случай прикладной журналистской поэзии, но крайне неряшливый, неровный и, несмотря на свою словесную лавину, устаревший. Но о нем следовало бы поподробнее, и, м. б., вот беседа с Вами меня так и толкает на подробный, документальный, формальный разнос. А следовало бы, а то его все, даже Мережковский, перехвалили, — боятся коснуться его левого величества. Меня коробит от его постоянной политической «задней мысли», в искренность которой плохо верится.
Полонский… Эренбург советовал мне его совсем выкинуть — и, пожалуй, не был неправ. Но «Пчела», приведенная, все-таки, пожалуй, не плоха. Неужели Вы у него видите еще что-нибудь интересное? Он сентиментален, словесно тяжеловат (особенно к концу жизни), pompier [73] , лица своего не имеет…
Дельвиг — увы, почти непереводим. Но в «Купальницах» — лучший русский гекзаметр, сонеты его тоже — лучшие по-русски, да и многое другое. Но, увы, похвалив, пришлось очень ограничиться в текстах. Хотя продолжаю сожалеть о «Друзьях» и о «Сельской элегии».
73
Шаблонный (фр.).
Лермонтова я, видно, плохо перевел — разыщите в оригинале приведенные мною стихи — меня бы удивило, если бы они Вам не понравились. Молодой Лермонтов, конечно, крайне неровен, но со времени выхода моей антологии я там нашел еще немало интересных и даже замечательных стихотворений. Их скучно откапывать, но они есть.
Следовало бы каждому образованному русскому уметь разбираться в украинских текстах, подобно тому как образованные англичане читают по-шотландски или образованные французы — по-провансальски. А ведь украинский ближе к русскому, чем, напр<имер>, провансальский к французскому. Кроме Шевченки, Вы бы на нем открыли Тычину и Рыльского укрощенных или Зерова [74] и Филипповича [75] , замученных большевиками. Это погром целой замечательной поэтической литературы.
74
Зеров Николай Константинович (1890–1937) — украинский поэт-неоклассик, литературовед, переводчик, с 1933 г. профессор Киевского университета. В 1935 г. арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, отправлен на Соловки. После пересмотра дела в 1937 г. расстрелян.
75
Филиппович Павел (Павло) Петрович (1891–1937) — украинский поэт-неоклассик. С 1920 г. приват-доцент (позже профессор) Киевского университета. Арестован в 1935 г. как участник контрреволюционной националистической организации, дело объединили с делом группы Зерова. Осужден на 10 лет лагерей и отправлен на Соловки. После пересмотра дела в 1937 г. расстрелян.
Теперь Баратынский — делайте что хотите — бейте, ставьте в угол, — не доходит он до меня. Объективно ценю его большое (огромное) мастерство, но… задушил ли он свой талант, перетрудившись, или же ничего, кроме труда, у него никогда и не было — не знаю. Но факт налицо — оазисы крайне редки у этого чопорного, сухого и недоброго господина, вероятно очень высокомерного (он, черт, не сохранил ни одного письма Пушкина к нему!). Кроме того, многие из его словесных выкрутасов кажутся очень сомнительными и — факт: хвалить хвалят его все, но… кто у него учился с успехом? Кто его любил (кроме Брюсова)? Кто был под его влиянием? Такие стихотворения, как «На что вы дни» или «Все мысль да мысль» — сложнейшая стихотворная алгебра. Но поэзия…? Маллармэ — вот тоже трудился свирепо. Но где у Баратынского музыка и магия таких строчек, как