Хочу бабу на роликах!

Вильмонт Екатерина Николаевна

"Любимый мой, уже нет сил жить так далеко от тебя! Я знаю, время и расстояние работают против меня, но ничего не могу с этим поделать. Я пытаюсь приучить себя к мысли, что мы не одно целое, что у нас все отдельно, но это больно, это так больно! Я живу почти в раю, но для меня это настоящий ад.

Боже мой, Глеб, как трудно писать о любви, как трудно придумать что-то новое… Каждая фраза будто уже тысячи раз читана, но поверь, каждая буква кричит о любви к тебе! Я часто смотрю на море. Знаешь, у него цвет твоих глаз. Да-да, не у тебя глаза цвета моря, а у моря цвет твоих глаз. Вот так я воспринимаю действительность. Прости, если на бумаге это выглядит пошлостью, но что делать, если я так чувствую, а выразить иначе не умею.

Вот уж точно говорят, не было бы счастья,

да несчастье помогло… Те две недели, что мы были вместе, дают мне такую пишу для воспоминаний… Я говорю себе: сегодня 16 января, и я по минутам вспоминаю этот день. И, конечно, ночь. У меня таких воспоминаний пятнадцать, а это немало… Я знаю, Глеб, что ты тоже любишь меня и что сейчас неподходящий момент, но поверь, нельзя строить жизнь с женщиной только на жалости и благодарности.

Ничем хорошим это не кончится для вас обоих, только любовь должна связывать людей, только любовь.

А что получается? У тебя жалость и благодарность, у меня благодарность и расчет. А в результате страдают все: и мой муж, и твоя жена, и мы оба… Глеб, мы должны, мы просто обязаны разорвать этот порочный круг. Прошу тебя, подумай об этом и напиши.

Одно твое слово, и я брошу все! Не нужен мне этот рай, ничего не нужно, если тебя нет рядом. Господи, как я люблю тебя! Прости, я готова ждать сколько нужно. Тысячу раз целую тебя, мой любимый.

Твоя Л.".

Боже, что это? Мой мир, мой маленький мир, который я построила на своей любви и вере в любовь мужа, стремительно рушился – да что там, уже рухнул. Потом я сказала себе: подожди, давай спокойно все обдумай. Но где же взять это спокойствие? Кто такая эта Л.? Откуда она взялась, куда делась? Или она никуда не делась? Может, она существует по сей день в его жизни? И в каком это раю у моря она живет? Я вертела в руках злополучный листок. Он был явно не новым, бумага уже чуть потемнела. Глеб хранит это письмо, значит, оно ему дорого? В конце концов, мало ли что бывает, ну переспал он с дамочкой, та влюбилась по уши, письма пишет, но если бы она… О чем я думаю? Там же черным по белому сказано, что он живет со мной из жалости и благодарности. Кровь бросилась мне в лицо. Ну из благодарности – это понятно, а из жалости? 16 января…

Именно в январе пять лет назад у меня случился выкидыш, и я именно две недели лежала в больнице с осложнениями… Но Глеб был тогда так нежен, так внимателен ко мне. Как же так? Как он мог? Ах, он же прекрасный актер, что ему стоит сыграть внимание и нежность? А что, если он играл не со мной, а с ней? А со мной был искренним? Ну, бывает, мужик поддастся настырной бабе, а потом не знает, как с ней развязаться… Вот опять я пытаюсь вывернуть гадость наизнанку. В общем, мне это даже удается.

Ну в самом деле, не может же Глеб играть двадцать четыре часа в сутки. Или я круглая дура? Уля ведь что-то такое говорила, словно намекала на что-то…

Может, уже вся Москва знает, что Глеб живет со мной только из жалости? Но я никогда ничего не замечала. Нет, скорее всего, романчик был, но для него он был вполне мимолетным, а она, бедолага, влюбилась не на шутку. Да, да, конечно, именно так и было. Он, может, уже и забыл о ней. Но зачем же тогда хранить письмо в книге, к которой, он точно знает, я никогда в жизни не притронусь? А может, он просто сунул туда письмо, когда я, допустим, неожиданно вернулась, а потом позабыл о нем? Может же так быть? Безусловно.

Я медленно поднялась с полу, собрала книги и хотела отнести их к мусоропроводу, может, кто-то захочет взять. Но потом передумала. Влезла опять на стул и поставила их на место, вложив письмо в «Историю КПСС». Ничего не надо делать сгоряча, я потом могу пожалеть о своей поспешности. Сейчас надо остыть и все хладнокровно обдумать. Завтра я поговорю с Улей, если она что-то знает, я вытяну это из нее хоть клещами… И вообще… Подумаешь, большое дело, какая-то баба вцепилась в такого ослепительного мужика… Даже странно, что имя им не легион! И смешно было бы думать, будто Глеб будет всю жизнь хранить мне верность. Тем более сейчас, когда перед ним готова распластаться любая. А он все равно мой муж, и нате-ка выкусите! Я еще поборюсь за него! Но сначала я узнаю, кто эта Л., что там в действительности было, а потом посмотрим. Ведь

пока, кроме этого письма, мне, по большому счету, не в чем упрекнуть Глеба. Мелочи вроде хамства в аэропорту учитывать не стоит. А вот сегодня я должна не ударить лицом в грязь. Уля говорит, что у меня изысканная внешность? Что ж, вот и будем, как теперь говорят, «косить под изысканность»! Боевой задор у меня бывает нечасто, но если припечет… А сейчас меня действительно припекло. Я вспомнила все, что знаю о макияже, и принялась наводить марафет, что называется, «под большое декольте». Но мысли то и дело возвращались к письму. Ну хорошо, допустим, там была любовь, а тут только жалость и благодарность, – хорошо, предположим, но как быть с постелью? Тут на одной благодарности не продержишься, нет. Уж в чем, в чем, а в отсутствии пылкости Глеба не упрекнешь. Когда-то в юности нам на свадьбу подарили размноженное на ротаторе древнеиндийское руководство по любовным играм под поэтическим названием «Ветви персика» или что-то в этом роде. Тогда это была такая редкость! И мы со смехом решили изучить его. Может быть, мы от природы были идеальными партнерами, может, сыграла свою роль и древнеиндийская книжка, но мне всегда было хорошо с Глебом, и никогда ничего другого не хотелось – вовсе не от невинности помыслов. И тут же мелкой змеюкой в голову закралась мысль: а что, если всю эту индийскую науку Глеб применил с той самой Л.? Вот она с ума и спятила.

Еще бы! Такой красавец и такой умелец! Волна ревности и ненависти нахлынула на меня, так что я чуть не задохнулась. Но тут позвонил Глеб:

– Санька, ты готова?

– Вроде да, – с трудом проговорила я.

– Что у тебя с голосом?

– Мороженого поела, – неизвестно почему ляпнула я.

– Сашка! Не вздумай хворать, ты мне нужна здоровая! Я через десять минут буду дома. Приготовь смокинг.

Блин! Смокинг! Вот мы как теперь живем! Смокинг ему приготовь! А шиш с маслом? Но все это я проглотила, пошла и достала новенький смокинг.

Небось тоже эта кретинка Лаура покупала.

– Выглядишь отпадно – воскликнул Глеб, вбегая в квартиру. – Черт побери, какая у меня интересная жена, оказывается! Дай поцелую!

Мне сейчас только целоваться с ним! Укушу ненароком!

Когда он побрился, надел смокинг, у меня даже сердце замерло, до того он был хорош.

– Ну как? – красуясь перед зеркалом, спросил Глеб.

– Нормально, хотя, по-моему, одной детали не хватает.

– Какой? – встревожился он.

– Желтого банта на гульфике, сейчас это очень актуально!

– Санька! – расхохотался он. – Ну свалял я дурака, мне уже и мама всыпала по первое число.

– Она, между прочим, здорово обиделась.

– Мама всегда обижается, не обращай внимания.

– Тем более не надо давать ей лишних поводов. Уверена, что она обидится и на то, что ты ее с собой не взял.

– Куда? – недоуменно вскинул брови Глеб, продолжая любоваться собою в зеркале.

– В «Метрополь».

– Здрасте, я ваша тетя! Пригласили меня с супругой. При чем тут мама?

– Это ты ей будешь объяснять.

– Сашка, по какому случаю ты такая?

– Какая?

– Нервная.

– Да так…

– Ты волнуешься перед этой тусовкой? Не стоит! Ерунда на постном масле! Ты такая элегантная в этом платье. Вот поедем в Италию, ты сама там купишь все по своему вкусу!

– У меня очень простой вкус. Больше всего я люблю черное.

– Значит, купим черное, о чем разговор. Целиком и полностью признаю свою глупость. Пойми, Санька, я там просто обалдел…

Он был так красив, так обаятелен, так очаровательно простодушен!

– Глеб, у меня к тебе просьба.

– Все что хочешь!

– Не бросай меня там одну, ладно?

– Ага, значит, все-таки ты трусишь! Санька, не дрейфь, прорвемся! Да ничего особенного там и не будет, тусовка как тусовка, ты же, слава богу, умеешь с людьми общаться и вести себя умеешь, так в чем проблема?

– Да я в последние годы как-то одичала… – неизвестно зачем призналась я.

– Санечка, ну не будь дурой! Все прекрасно. И я обещаю весь вечер держать тебя за руку.

Больше всего на свете мне хотелось спросить, кто такая Л. Но я прекрасно понимала, что этого делать нельзя. И все-таки я это узнаю. А на предстоящую тусовку чихать я хотела.