Хочу быть твоей
Шрифт:
— Куда уж нам, провинциалам, — я назвала город, Кирилл кивнул.
— В Питере давно?
— Училась тут, — нахмурившись, уставилась в окно, — теперь вот заезжаю в гости.
— Питер он такой, затягивает, — Кирилл, посмотрев в зеркало заднего вида, на мгновенье нахмурился, — и что, скоро на родину?
— Пока не знаю.
Он свернул на Петроградке в другую от моего дома сторону, я уставилась на него.
— Мне вообще-то прямо.
— Знаю, покатаемся немного, давай рассказывай, чем тут занимаешься?
Я вяло рассказывала,
— Приятно было познакомиться, Вика.
— Ты странный, конечно, но мне тоже.
Улыбнувшись, Кирилл протянул визитку. Я взяла её, но он пальцы не разжал, сказав:
— Если понадобится помощь… Любая, — выделил слово, — звони без стеснения. Поняла?
Тон его и взгляд стал серьёзным, от милого парня только пшик остался. Это мне не понравилось, но я кивнула и, спрятав визитку в карман, вылезла из машины.
Домофона у нас не было, и вообще, дом был не совсем обычный. Старого фонда, огромный, с большим центральным входом внутри двора. В нашу квартиру вела так называемая чёрная лестница: узкая и тёмная, вход под аркой, но зато со стороны проспекта. Самым примечательным был тот факт, что в парадной только одна наша квартира. Так получилось, что на чёрную лестницу было шесть выходов (то есть по одному на каждом этаже), пять со временем стали недействующими, и только наша квартира осталась. Ну как наша: она съёмная, живут там два моих друга, и ещё Богдан, их приятель. Ванька с Пашкой, так получилось, были со мной на протяжении всего обучения и остались после. Пашка теперь работал звукачом в пафосном ночном клубе, Ванька трудился в музее. Образ жизни вели весьма раздолбайский, много пили, курили и активно принимали гостей. Деньги приходили и уходили, и вот сейчас тот момент, когда они ушли полностью.
Достав ключи, я открыла дверь и, махнув Кириллу, скрылась в парадной. Забавный мужчина, если бы только не конец встречи, его взгляд мне не понравился. Я посмотрела на визитку: «Смиренский Кирилл Сергеевич». Звучит.
Сунув карточку в карман, потопала на последний этаж.
Квартира была открыта, все спали. Слава богу, обошлось без ночующих гостей, разошлись. Я щёлкнула кнопкой чайника, выглянув в окно, оно выходило во двор, тот был пуст.
На кухню выбрался сонный Пашка, хмуро кивнул, оглядываясь.
— Сиги есть? — спросил меня. Вздохнув, я вытащила пачку, мы закурили последние.
— Башка болит, — пожаловался Пашка, наливая чай.
— Ещё бы, столько пить.
Он только скуксился. Чай был невкусный, но с сахаром прокатило. Я прихлебывала кипяток, глядя в окно. Серо. Как обычно. Что делать дальше? Устроиться на работу? Вернуться домой? Никакого смысла ни в одном из вариантов.
— Сегодня в клубе крутая вечеринка, — поделился Пашка, — сделать тебе проходку?
— Давай, — энтузиазма ноль, но, может, к вечеру разойдется.
Я продолжала смотреть в окно. Так и живут: работают, пьют, тусят, занимаются сексом, сочиняют музыку. Сейчас нам по двадцать три, молодость, безбашенность. Мда. А пресыщенность в двадцать три это нормально? Я посмотрела на Пашку. Он ведь и в тридцать будет таким, может, и в сорок. Весёлый, болтливый, несерьезный, талантливый. И жизнь ему в кайф, и пьёт он ради веселья. Черт, в Питере нельзя не пить. И не хандрить тоже.
Кажется, я снова подкрадываюсь к тупику. Придется принимать решение, а не хочется.
И пока не припекло — не буду, буду веселиться.
Это платье я не любила. Оно напоминало о времени, которое хотелось забыть, вычеркнуть из жизни, но другого подходящего не было. Хоть Пашка и сделает проходку, выглядеть надо соответствующе, а то спросят, что я тут забыла. Посмотрелась перед выходом в зеркало: раскрас боевой, волосы распущены, туфли на каблуке и маленькое чёрное платье. Все, как надо. И слишком на грани. Слишко рискованно. Может, не стоит туда соваться? Но я же не могу всерьёз воспринимать тот разговор? Да к черту его вообще.
Махнув рукой и перебросив через плечо ремешок маленькой сумочки, я направилась вниз, на ходу надевая ветровку. Все-таки Питер не самый тёплый город, тем более ночью и недалеко от воды.
Вечеринка шла полным ходом. Прорвавшись через толпу танцующих, я оказалась у будки с пультом, где восседал Пашка. Плюхнулась на стул, стоящий чуть в стороне, друг, кинув взгляд, вернулся к делу. Стянув ветровку, я бросила её в угол, приблизившись к Пашке. Мне всегда нравилось наблюдать из звукорежиссерской будки за залом. Отсюда были видны в основном макушки и силуэты, мерцающие в огнях, но была перспектива, большой обзор, и в совокупности казалось, что ты в клетке погружён в зверинец, честное слово, до того все происходящее кажется ирреальным.
— Танцуй иди, — сказал Пашка, наклонившись к моему уху, — бар запиши на мой счёт, только не увлекайся.
Усмехнувшись, я направилась в зал. Пашка прекрасно знает: обычно я обхожусь одним коктейлем за его счёт, потом всегда найдётся тот, кто угостит. И этот раз не был исключением. Музыка грохотала в голове, алкоголь бушевал в крови, и я танцевала, танцевала так, словно прямо сейчас умирать. Но, как обычно, наступило утро, и я не сдохла. Упала обессиленная на стул в будке, Пашка собирался.
— Сколько времени? — спросила его.
— Половина шестого. Ты сегодня в ударе.
— Выгляжу терпимо?
— Бывало и лучше.
— Золушка превратилась в тыкву, — усмехнулась, закуривая, Пашка дернул из пачки сигарету и положил за ухо.
— Поехали домой, тыква.
Глава 2
Утро наступило в два часа. Контрастный душ немного привел в чувство, когда я появилась в кухне, Ваня поставил передо мной пиалу с китайским чаем.