Хочу тебя напрокат
Шрифт:
Сколько из них были в него влюблены и мечтали связать с ним свою жизнь?
Сколько из них хотели его так же, как я, и ненавидели себя за это?!
Я для него лишь эпизод, а хотелось бы стать главой, длиной в целую жизнь.
Неожиданно громко звучит треск рвущейся ткани.
Неужели мне придётся щеголять без трусиков?
Стянув футболку и отбросив её в сторону, Хан замирает надо мной на мгновение. Он тяжело и часто дышит, нависая огромной, сильной глыбой.
Груда мышц и зрелой силы,
Хочется попросить его притормозить. Я не планировала этого так быстро. Дразнила его и выводила на эмоции, но как долго можно уходить от главного?
И глядя, как он опускает руку, расстёгивая ширинку, добавляю мысленно:
«Главного и неизбежного…»
Он резко спускает с себя джинсы с бельём, длинный, толстый член подскакивает резко вверх.
Мне бы закрыть глаза, но я смотрю, округлив глаза, как Хан обхватывает и гладит его пальцами, наклоняясь ко мне.
— Стой.
Хватаюсь за его широкие плечи, пытаясь остановить движение. Он напирает сильнее, распластывая меня целиком, и давит.
— Где твоя чёртова защита?! — выкрикиваю ему в ухо. — Папа сказал, что у тебя были тысячи разных женщин, и я не хочу подцепить от тебя каку или того хуже — залететь от тебя!
В ответ Темирхан неразборчиво матерится, но всё же поднимается немного неловко и выдёргивает из-под меня пиджак, роясь в карманах.
Выуживает фольгированный пакетик и, прихватив его за уголок зубами, надрывает с жутким треском.
Миг…
Латекс уже раскатан по всей длине и снова… Он скользит вниз, задевая толстым, напряжённым концом скользкие от влаги складки.
Одной рукой Хан мнёт меня за задницу, не щадя, а вторую запускает в волосы, фиксируя.
Губы оказываются близко от моих, опаляя ядовитым дыханием, туманя разум
Я сама впускаю его поцелуй — глубокий и деспотичный, отравленным безумием — одним на двоих.
Хочу его и ненавижу за то, что хочу…
За то, что он не мой мужчина, в особенности ненавижу.
Напор его члена возрастает. Медленно и неизбежно он надавливает толщиной на лоно, проникая внутрь.
Меня резко сжимает и я словно становлюсь ещё уже, ещё меньше под ним.
Царапаю плечи, отталкивая, желая сказать, но… глубокий поцелуй становится остервенелым и так же резко, жёстко он быстро отводит бёдра назад и посылает их вперёд, глубоко в меня, разрывая последнюю преграду одним толчком.
Мгновенная, острая боль заставляет сомкнуть челюсти и клацнуть по его языку. Между ног сильно печёт и кажется, что я точно-точно лопну, не выдержав напора.
Хан отстраняется, приподнимаясь на локтях. Смотрит в моё лицо с недоверием и говорит хрипло:
— Ты была девственницей. Ди, коза! Ну… Блять, почему не сказала? Дурочка упрямая…
Наклоняется и целует щёки, слизывая языком невольно скатившиеся слезинки.
— Девочка моя, выпендрёжница! Ты напрашиваешься на хорошенькое наказание! — целует шею и за ушком, действуя нежнее и бережнее.
Сейчас это уже не тот Хан, у которого срывает тормоза от танцев на грани. Он снова заботливый, внимательный и очень-очень горячий, знакомый и близкий — такой, каким я его и полюбила.
— Не молчи… — требовательно смотрит в глаза. — Зачем ты соврала? Зачем в прошлый раз сказала, что перепихнулась с кем-то в клубе?!
— Зачем-зачем? — передразниваю я. — Затем, что у тебя есть жена и семья, я не хотела выглядеть дурочкой.
— Не хотела выглядеть дурочкой. Наврала о том, что больше не девственница, завела себе жениха. Фиктивного. Вляпалась в неприятности, ворвалась в мою жизнь и продолжаешь сводить с ума. Непоседа! — пытается говорить строгим тоном, но чему-то сильно рад.
В полутьме салона видно, как блестят его глаза.
— Чему ты так радуешься? Получил свой приз, — говорю обиженным тоном. — Незаслуженно!
И это самый странный разговор, что у меня был. Потому что длинный член ещё до сих пор глубоко во мне, боль утихла.
Я чувствую, как он дрожит от напряжение и нетерпения, посылает по моему телу чувственные вибрации и неконтролируемые желания: попробовать ещё.
Дальше. Больше. Глубже.
Теперь уже точно можно.
Темирхан наклоняется, целуя меня легко-легко и быстро, говоря между словами:
— Ты же помнишь? Я хотел для тебя особенный первый раз. Зачем ты лишила этого меня и себя?
— Для тебя это ничего не значит, а я как-нибудь сама справлюсь… — всё ещё злюсь и несу, возможно, чепуху.
Но не могу поверить, запрещаю себе верить, что между нами что-то возможно.
Боюсь снова оказаться за бортом его жизненных целей и предпочтений.
Пусть лучше будет больно и обидно, потом смоется со слезами.
Однако Хан целует меня так горячо и нежно, передавая через поцелуй гамму невообразимых чувств, что через некоторое время я по-настоящему расслабляюсь всем телом и мне становится хорошо.
Его взгляд стекает с лица на губы, а оттуда на шею и на грудь.
Хан без церемоний задирает бюстгальтер, сжимая огрубевшими подушечками пальцев тугие, напряжённые соски.
Мне хочется продолжить и испытать все грани удовольствия, без запретительных знаков и ограничений.
Хочу растаять в его сильных руках и ни о чём не жалеть.
Забыться хотя бы на краткий миг.
Хан начинает медленно двигаться, неприятные ощущения уже отступили и уступают место нарастающей жаркой волне.