Хочу тебя себе
Шрифт:
— Девственница должна смущаться, теряться, млеть, а ты горишь, как керосиновая лампа. Нравятся взрослые дяди?
— Просто я давно выросла! — Пытается пнуть. — Знаю, откуда берутся дети. Слезь с меня!
Брыкается! Вижу тьму в её глазах, но в ней есть постыдные мысли, я в этом просто уверен. Чувствую.
— Тебе интересно, как это будет? Ну же, признайся, что хотела бы попробовать.
— С кем угодно, только не с тобой! Ты отвратителен!
Придавливаю сильнее и ощущаю, что она сдаёт позиции. Не по-настоящему она сопротивляется, просто понимает,
У меня аж пот по спине течёт от мысли, что подо мной эта ускользающая бесовка. Ни одна баба от меня не бегала.
— Отпусти меня! Зачем тебе я?! Ненормальный! Возьми любую другую, баб полно!
— Хочу. Тебя. Себе! — уже говорил и не раз, а она мотает головой.
И дело, кажется, не совсем в мести. Будь она другой, выгляди она иначе, сопротивляйся меньше, пахни по-другому и не волнуй меня так сильно, я бы плюнул. Честно. И наконец-то занялся расследованием и добычей информации, а не топтался бы на месте, жарясь под её взглядами.
Но она такая, какая есть, и кровь бурлит конкретно от неё. А сердце шарашит, как будто играет на барабанной установке.
Настоящее безумие, которое наверняка исказило мою рожу, гонит действовать активнее. Ну ведь смотрит же, хочет — уверен, глаза свои таращит. Дышит же всегда рядом со мной, как будто запыхалась от бега. Мне же не пятнадцать, я могу отличить тёлку, которую ко мне тянет, от той, что совершенно равнодушна.
И, не думая больше ни минуты, тянусь к её рту, обхватывая губами её губы.
На полсекунды Хелен замирает, словно не понимая, что я планирую делать, а потом подаётся вверх и, будто перестав контролировать своё тело, обхватывает меня ногами и руками. Впившись длинными когтями в загривок, целует… Сама целует. Яростно, напористо, по-сумасшедшему. И я ей отвечаю. Больно и жёстко. Вкладывая в это прикосновение всю обоюдную ненависть и всё наше с ней — одно на двоих — желание.
Я дрожу, не соображаю ничего и только лишь чувствую, как её язык сладко и нежно скользит в моём рту, как переплетается с моим. Играет. И мне уже всё равно, насколько правдива её невинность, потому что так я не целовался с тёлкой никогда. Так меня не ломало и не трясло ни разу в жизни. Мы как будто дерёмся губами, вычленяя невероятный, неземной кайф, заоблачный смысл жизни. Это музыка…. Это на хрен взрыв и другая планета. Мы сдавленно шипим в рот друг другу, стонем и сходим с ума. Наваливаюсь на неё сильнее, но вдруг…
Неожиданно испытываю резкую боль, потому что Хелен перестает меня целовать, она со всей силы кусает мою нижнюю губу. И пока я, отвлёкшись на это, недовольно приподнимаюсь, тру мгновенно опухшее место большим пальцем, матерюсь, проверяя его на наличие крови, она нашаривает за спиной вазу с цветами. А дальше будто со стороны вижу, как Хелен со всей силы опускает её мне на голову.
Становится тихо и темно.
Глава 13
— Твоя девица ни на какой филологии не учится, — зевает Антон Бельский, притормаживая у деревянного окна, заклеенного бумажными полосками.
Он расхаживает по перевязочной как у себя дома. И медсестра в белом коротеньком халатике вовсю строит ему глазки, улыбается, даже не выгоняет. Хотя должна. Он ей чем-то приглянулся. Этот брутальный, слегка помятый, щетинистый мент. Дико харизматичный придурок.
А меня интересует окно. Надо же, какой раритет! Я такое последний раз в средней школе видел. Ещё детьми мы мазали длинные бумажки хозяйственным мылом, а потом бросались друг в друга пеной. Учитель ругалась, а мы веселились.
Вот что значит районная поликлиника. Проснулась ностальгия, всколыхнув воспоминания детства. Как я здесь оказался? Когда прекрасная и бездоказательно невинная княгинюшка Елена долбанула меня по башке вазой, народ вызвал скорую. И меня привезли в это чудесное, обслуживающее больных по территориальному принципу заведение. Я храбро истекал кровью в приемной, пытаясь выговорить свою фамилию, но, слава богу, всё закончилось хорошо. И я остался в живых.
— А где Игорь? — Испытываю дискомфорт, ужасно не люблю болеть.
— Трагически погиб на задании.
Мне становится не по себе, и я, отмахнувшись от медсестры, мигом мрачнею. Сразу как будто соображать начинаю лучше.
— Да ну на фиг. Блин, а мать как? С ума сойти, Антоха, пипец. Как это случилось? — Забывшись, трогаю свою рану.
А Антон, весь такой загадочный, с ироничным прищуром начинает ржать. Вот же паскуда! Брутальная сволочь и магнит для одиноких баб. Вообще он мужик хороший и правильный. Стольким людям жизнь спас, что всех и не перечесть. Но регулярно стебёт меня, чем очень раздражает.
— Да я пошутил, Алекс. Всё с ним отлично, на повышение пошёл. Времени стало меньше. И потом, мне ты нравишься больше, чем ему. Ты весь такой проблемный.
Медсестра хихикает. Если Антоха ей очень сильно понравился, то я в значительной степени «не зашёл», и она больно дергает пластырь на затылке. Башку простреливает острая боль.
— Эй, поаккуратнее, — отбиваюсь от специалиста в области сестринского дела. Девушка проверяет, не загноились ли швы на моём гениальном темечке.
Она меня не щадит. А Антон и доволен. Мы с ним в зале познакомились. Я ему пару приёмов показал, перекинув через плечо и разложив на мате. Потом, правда, он меня… Три раза. Но ему положено, он же мент.
В том году от Антона ушла жена… К другу. Он сильно переживал. С тех пор стал таким жёстким и зверски юморным волком-одиночкой. Смотрю на него искоса. Лучше бы Игорь продолжал со мной работать. Башка гудит не переставая после удара малолетней потаскушки. Хочется засунуть её в ведро со льдом. Не Хелен, а голову. Хотя мелкую стерву тоже можно, пусть бы остыла и подумала о своём поведении.
— А кто она тогда такая? Кем работает, где живёт? Игорь так ничего и не узнал, кроме того что от неё без ума Попов.