Хочу тебя в жены
Шрифт:
Я смотрю в горящие черные глаза. Молча. Не хочу больше плакать. Достаточно слез пролила, кусая зубами подушку. Пусть переходит черту. Пусть насилует. Пусть убьет проклятую любовь. Тогда станет проще. Тогда научусь ненавидеть.
Давай. Вперед! Давай же…
Амир отпускает меня. Резко. Голова идет кругом от перемены положения. Ноги слабеют и мелко дрожат. Содрогаюсь, когда включается вода, тугие струи врезаются в тело. И тут я начинаю рыдать. Не могу удержаться. Соскальзываю вниз, обнимаю колени руками, в ком сворачиваюсь. Трясусь в истерике. Меня прорывает. Слабость вырывается
Я чувствую себя предательницей. Не рассказываю о сыне, подвергаю ребенка опасности. Тяну время. Для чего? Если и получится удрать, то явно не в ближайшие часы.
Амир поднимает меня. Намыливает, проходится мочалкой по коже, жестко растирая пену, после направляет душ, смывая гель. Выключает воду. Насухо вытирает полотенцем. Его уверенные действия успокаивают, отрезвляют, помогая укротить панику.
– Двигай отсюда, - бросает, выставляя за пределы кабины.
Набрасываю халат, ухожу в комнату.
– Если я рожу тебе наследника, что будет дальше? – спрашиваю, когда мужчина выходит из ванной комнаты. – Какое будущее нас ждет?
Он даже не смотрит на меня. Начинает одеваться.
– Пожалуйста, ответь. Мы обсуждали закрытую школу раньше. Ты сказал, наш сын туда не отправится. А теперь? Мой поступок… мой побег, - запинаюсь. – Понимаю, сейчас не лучший момент для такого разговора, но мне важно знать, какая судьба ожидает нашего ребенка. Нельзя разлучать мать и дитя. Любой врач объяснит, как важна связь между новорожденным и…
– Мой наследник должен учиться в лучшей школе, - обрывает. – Конечно, я не стану отрывать пацана от твоей груди. Подожду год и тогда отправлю.
– Год? – горло перехватывает.
Камилю восемь месяцев.
– А чего тянуть? Пока молоко твое жрет, рано трогать. Ну а после от тебя никакой пользы. Нечего бабе мужика воспитывать. Мой сын обойдется без слюней и соплей.
– Ты серьезно? – сглотнуть не удается.
Я уже не кормлю ребенка грудью. Молока нет.
– Это из-за моего предательства, да? – холодею изнутри. – Ты обещал, наш ребенок не отправится в одну из тех школ. Хотел найти другой способ. Я все испортила?
Амир подходит вплотную, проводит пальцами по щеке, точно домашнюю зверушку треплет.
– Ты помогла, - усмехается. – Толкнула на подвиги. Я для своих сыновей империю сколочу. Но какой глава клана разрешит наследникам цепляться за юбку?
– Так ты лгал? Прежде. Когда говорил…
– Возврата нет, - отрезает. – Роль у тебя простая. Рожать. Одного за другим. Снова и снова. Будешь обслуживать мой хер, а после вынашивать плоды моего семени.
– Ублюдок, - выпаливаю. – Какой же ты ублюдок!
– Все для тебя, моя любимая жена, - заключает с неприкрытой издевкой. – Завтрак ждет внизу.
– Я не голодна.
Хочу отвернуться, но он силой удерживает меня за подбородок.
– Наряжайся в те тряпки, которые сюда приперли, - хриплый голос звучит угрожающе. – И нечего выделываться. Тебя откормить надо. Не начнешь жрать сама – насильно в глотку затолкаю.
Его ладонь перемещается на живот, по-хозяйски поглаживает.
– А может, ты уже брюхатая?
– Надеюсь,
– Уверена? – берет меня за горло и вздергивает вверх. – Я дам тебе три месяца. Если не залетишь, то с нежностями покончу.
– Нежность? – брови невольно выгибаются. – Шутишь?
– Молись, чтобы никогда не узнать мою грубость.
Пальцы разжимаются. Амир отталкивает меня обратно на кровать и покидает гостиничный номер.
+++
Я спускаюсь к завтраку. Двигаюсь, как в тумане. Захожу в ресторан на первом этаже отеля и занимаю первый свободный стол. Здесь нет посетителей. Лишь бугаи прохаживаются по комнате, не выпуская из-под присмотра, а еще официанты жмутся за стойкой, не решаясь подойти. Рассеянно отмечаю неубранные чашки кофе, тарелки с едой, дамскую сумочку, папку с документами, солнцезащитные очки. Клиентов выталкивали отсюда, многие в спешке забыли личные вещи и точно не закончили трапезу.
– Позвольте, - доносится откуда-то сбоку, оборачиваюсь и вижу рядом бледную дрожащую девушку. – Я быстро все унесу. Сейчас. Я все исправлю.
– Нет, не стоит, - улыбаюсь, стараясь ее приободрить.
– Я… я просто не успела тут… этот стол под моей ответственностью, - постоянно сбивается и запинается, сильно нервничает.
– Ничего страшного, - отмахиваюсь и наугад выбираю несколько позиций в меню, заказываю, не задумываясь.
Девушка отправляется за блюдами, а я пустым взглядом изучаю столик. Здесь и правда нечего убирать. Ну почти. Нетронутый капучино, надкушенный круассан. Смятая газета. Это мне совсем не мешает. Тянусь и разглаживаю бумагу пальцами, ощущаю под листами странную твердость, чуть отодвигаю их и вижу мобильный телефон. Сердце моментально ухает вниз. Удача. Неслыханная удача. Притворяюсь, будто читаю заинтересовавший заголовок, просматриваю статью.
Бугаи наблюдают. Нельзя вызывать подозрений.
Девушка приносит заказ. После снова удаляется. А я улучаю момент и прихватываю свою находку, пока охрана не видит. Дыхание сбивается. Пульс бешено стучит.
Стоп. Вдруг камеры проверят? Плевать. Поздно теперь переживать. Зато у меня есть мобильный, который успеваю затолкать в карман.
Оказавшись в номере, закрываюсь в туалете и набираю номер Татарина по памяти.
– Да, - раздается знакомый голос.
– Привет, - шепчу я. – Прошу позаботься о… моей квартире. Счета оплачены, но пришлось срочно уехать и трудно понять, когда вернусь.
В последний момент не решаюсь назвать имя ребенка. Паранойя одолевает. Что если, это ловушка? Телефон оставили намеренно? Что если беседу прослушивают?
– Я уже там, - чеканит Татарин. – Все в норме. Не дергайся. Хозяйка мне твою посылку передала. Сберегу. Не парься. И тебя вытяну. Жди.
– Я сама справлюсь. Прости.
Сбрасываю вызов. Дрожащими пальцами удаляю данные из телефона. Сколько секунд мы говорили? Не больше тридцати, звонок не успели бы отследить. Но подставлять никого не хочу.