Ход с дамы пик
Шрифт:
Значит, завтра я в морге, отступать уже некуда. С Синцовым мы договорились, что он отрабатывает Женю Черкасову, начиная с момента первого убийства и до ее собственной смерти. Нам нужно знать о ее знакомствах и передвижениях все, буквально по минутам. Рисунки, изъятые у нее дома, прямо указывают на то, что она общалась с убийцей. Только у убийцы она могла видеть весь набор мелочей, которые были похищены у разных женщин, оказавшихся жертвами преступника. Конечно, нельзя исключать возможность того, что Женя сама могла быть причастна к убийствам. Совершать их в одиночку она вряд
На следующий день, запихав ребенка в школу, ровно в девять утра я входила в вестибюль городского морга, держа в руках тоненькую книжечку Уголовного кодекса. Навстречу мне поднялся невысокий, коротко стриженный молодой человек. Даже если бы у него в руках не было газеты, я все равно узнала бы в нем журналиста. Тем более что свое удостоверение он мне уже показывал — в метро, предлагая поднести тяжелую сумочку. Так вот откуда мне был знаком его смех!
Журналист, улыбаясь, пошел мне навстречу.
— Мария Сергеевна? Видите, я не ошибся тогда. И имя правильно назвал, и профессию.
— Антон Старосельцев? — спросила я. — А как вас по отчеству?
— Да зачем вам отчество? Просто Антон. Можно и на «ты».
— Дело в том, что я для вас — не просто Мария, а «тыкать» в одностороннем порядке я не привыкла. Итак?
— Александрович, — вздохнув, произнес журналист. — Если это так необходимо…
— Абсолютно, — жестко ответила я. — А теперь давайте договоримся. Я буду общаться с вами и сообщу интересующую вас информацию, только если вы дадите мне честное слово, что без моего разрешения никакая публикация не появится. Кроме того, шаг влево, шаг вправо с вашей стороны, любая самодеятельность, несанкционированные мной попытки что-нибудь разнюхать — будут караться немедленным лишением аккредитации. Присядем, вот здесь распишитесь, пожалуйста.
— Что это? — растерянно спросил журналист, глядя на листочек бумаги, который я вытащила из Уголовного кодекса.
— Это подписка о неразглашении данных предварительного следствия. Вот здесь распишитесь и ознакомьтесь со статьей 310: арест до трех месяцев, исправработы до двух лет, штраф до двухсот МРОТ.
Журналист взял у меня из рук Кодекс, внимательно прочитал, какое наказание может быть назначено за разглашение данных предварительного расследования лицом, предупрежденным в установленном законом порядке о недопустимости их разглашения, если оно совершено без согласия прокурора, следователя или лица, производящего дознание, после чего вытащил из кармана кожаной куртки ручку и молча расписался в указанном мной месте.
— Это не шутка, — предупредила я на всякий случай, убирая подписку в сумку.
— Я понял. Конечно, это осложнит мне жизнь, но опыта прибавит. Ну что, пошли?
— Минуточку. Пойдем мы только после того, как вы мне скажете, откуда вам стало известно про серию.
— Мария Сергеевна! — Отаросельцев развел руки. — Источники сдавать не принято. Уж извините.
— Ну, тогда и вы извините. До свидания, приятно было познакомиться.
Я
— Мария Сергеевна! — отчаянно крикнул за моей спиной журналист.
Я продолжала идти. Он догнал меня и тронул за рукав:
— Поймите меня правильно! Я не могу назвать человека, от которого получил информацию, да вы, скорей всего, и не знаете его. Давайте сделаем так: вы мне назовете людей, на которых вы могли бы подумать. Если среди тех, кого вы подозреваете, окажется мой источник, я сразу скажу вам об этом. Если вы мне не назовете того, кто мне сдал информацию, мы будем работать. Хорошо?
Черт, непонятно, почему, но я ему поверила. И кивнула.
— Синцов? — назвала я первую фамилию.
— Нет, — отрицательно покачал он головой.
— Заместитель прокурора города Нестеренко?
— Что вы! — он рассмеялся.
— Завморгом?
— Мимо!
Дальше я добросовестно перечислила фамилии известных мне оперативных дежурных по главку и РУВД, экспертов-медиков, вскрывавших убитых женщин и выезжавших на трупы, а также фамилии следователей и экспертов-криминалистов, работавших по этим делам. На все я получила отрицательный ответ.
— Ну, а если это кто-то, кого вы не знаете, вам ведь все равно? — спросил журналист.
— Нет. Может, вы получили информацию от убийцы, — не сдавалась я.
— Вы знаете, могу руку дать на отсечение, что мой источник — не убийца.
— Я бы на вашем месте не зарекалась, — посоветовала я ему.
— Ну что, пойдемте? — Журналист открыл передо мной дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен», и я вошла в танатологическое отделение, а он — вслед за мной.
— Кстати, что у вас с ногой? — спросил он, идя рядом по длинному морговскому коридору и пытаясь поддержать меня под руку, поскольку на пороге я споткнулась: больная нога заныла, и моя хромота стала слишком явной.
— Не обращайте внимания, бандитские пули.
— У вас, похоже, воспаление суставной жидкости. А к врачам из принципа не ходите?
— Антон Александрович, вы про мою ногу готовите материал или про серийные убийства?
— Я просто видеть не могу, как симпатичная женщина хромает. Если вы не любите традиционную медицину, я могу вас отвести к экстрасенсу.
— Я и экстрасенсов не люблю.
— Чем они перед вами провинились?
— Как-нибудь потом расскажу.
— Медики для вас вообще не существуют?
— Только танатологи.
— Простите мне мое невежество — это кто?
— Это трупорезы, — сказала я, обводя рукой помещения морга, и постучала в дверь кабинета заведующего.
Похоже, что Старосельцев действительно здесь бывал, потому что не крутил головой и не падал в обморок при виде трупов, лежащих на каталках вдоль стены. Из кабинета откликнулся Юрий Юрьевич, и я, толкнув дверь, вошла в кабинет и прошла к столу заведующего. Старосельцев скромно остался стоять у входа.
Юра поднялся из-за стола и помог мне снять куртку, а потом вопросительно посмотрел на переминающегося с ноги на ногу журналиста.