Ходок-2. Слияние

Григорьев Алексей

— «Лишь бы тятенька не узнал. Но не должен вроде. Он куда-то уехал с Ефимом», — подбадривала себя слегка трусившая Мирослава.

Шагающему рядом старику и вовсе было наплевать на мирскую суету. Что князь, что император не имели над ним никакой власти. Он подчинялся только губернскому митрополиту и столичному патриарху.

Так и не проронив ни звука, необычная процессия вышла в просторную подземную каверну. Посреди пещеры находилось овальное, с кристальном чистой водой и, мерцающее синевой даже во мраке, озеро.

— Раздевайся, — обронил святоша.

Затем погасил малый

осветительный шар над головой и подумал:

– «И чего я там не видел? Но не будем деву смущать».

Мирослава и впрямь покраснела. Она и так чувствовала себя стесненно, сменив парчовое платье и удобную шелковую сорочку на грубую шерстяную власяницу. А тут ещё пришлось светить телесами перед мужчиной. Пусть даже старым, и пусть в темноте. Она не сомневалась, что для такого опытного инфа, каким игумен, несомненно, являлся, царящая вокруг темень не станет помехой. Так что Иппатий вполне мог рассмотреть все ее прелести при желании.

Но таков был обычай. Вступать в воды священного пруда обнаженной. И не ей противиться вековым заветам предков. Она сама захотела перейти из мирной ветви Святой Церкви в боевую часть организации. Потому должна была подчиняться канонам.

Ранее Иппатий отказывал девушке, но сейчас согласился. Слияние началось, и богиня повелела высшим чинам не противиться желанию служек вставать на путь воина. А воля Ее превыше желаний мирских государей.

Для княжеской дочери, тем более для своей крестницы, старый, но еще далеко не дряхлый, церковник сделал одно исключение. Он привёл ее туда, где когда-то инициировали его самого. Тогда подающего надежды, гениального отрока, которому все прочили великое будущее.

Частично чаяния Иппатий оправдал. Он достиг звания игумена и стал вторым по силе человеком в Велграде. А может и первым. Но, приобретя единое тело, игумен упёрся в потолок и не смог преодолеть даже первой стадии нового уровня.

Тем не менее, никто не знал, что при желании святой отец вполне потягался бы силой и с князем. Даже Мстислав не ведал, что мощь старца достигла таких высот. А скрывать свою сферу умел любой монах. Покров благости Септонии являлся первым умением, которое изучали юные жрецы.

Девушка была прекрасна. Иппатий разглядывал во мраке красивое, но пока еще по-юношески угловатое тело, и любовался им. Взгляд игумена не туманила похоть. Так коннозаводчик смотрит на породистую лошадь. Тем более, что ценой обретённого могущества стала мужская сила монаха. Поэтому семьи священник не имел, даже несмотря на отсутствие прямых запретов Богини.

— «Все равно, после гибели Любавы, мне это не нужно», — вздохнул монах, а на душе защемило от боли старой утраты.

Впрочем, предаваться самобичеванию сейчас не стоило. Нужно было следить за девчонкой. Вдруг что-то пойдёт не так. Ведь как-никак она приходилась ему почти родственницей. Так считали все. Сам же Иппатий относился к княжне равнодушно.

Навязанное когда-то кумовство не породило в сердце теплоты. Хитрый Мстислав просчитался. У игумена в этой жизни была одна только страсть — вера. Истовая вера в Септонию и ее непогрешимость.

Тихий

всплеск вод заставил старика отвлечься от дум. Ежась от холода и обхватив нагие плечики одной рукой, Мира вступила в пруд. Второй она инстинктивно пыталась прикрыть самое сокровенное место. Потом поняла, что подобная робость выглядит смешно, развела ладони в стороны и уже уверенней направилась к находящемуся по центру озера Духовному Монолиту.

Величественный, тускло мерцающий золотом камень являлся артефактом высшего уровня. Он предназначался для сбора энергии веры. Даже сейчас, в острую вершину монумента тонкими нитями вливалось шакти молящихся Септонии людей.

Заложено данное сокровище было в день основания главного храма Велграда. Тот в свою очередь являлся одним из первых построенных в граде сооружений. Сам же полис приходился ровесником столице. А род Вяземских был даже древней, чем ныне правящие Виссарионы.

Силу ключ-камень набрал неимоверную. Несмотря на малое, относительно Гипербореи, население, количество истинно верующих здесь превышало таковое в стольном граде. Находясь в опасном районе, в постоянной борьбе, жители полиса, все как один, обращались за милостью к Септонии. Их чистая вера щедро питала монолит.

— «Хороший знак!» — подумал Иппатий, когда увидел, какие тихие и спокойные воды священного озера.

Кого-то неугодного они бы не приняли. Последняя, не считая Мстислава, представительница рода Вяземских рассекала синюю гладь легко и непринуждённо, постепенно погружаясь все глубже.

Вода согревала ее, дарила приятные ощущения. Наполняла тело силой, вымывала сомнения. Все лишние мысли покинули Мирославу. Она шла к пятиметровой остроконечной глыбе и не думала ни о чем.

— «Добралась!» — мысленно выдохнул Иппатий.

За почти сто лет его долгой жизни девушка оказалась всего лишь второй из допущенных к обряду претендентов, кто смог дойти до монолита. Остальных завернули воды святого пруда. Первым был он сам. Много-много лет назад.

— «Я не ошибся, предоставив ей шанс!» — внутренне ликовал игумен.

Ещё бы. Проводить инициацию можно было лишь раз в три года. Потому приходилось выбирать воистину достойных претендентов. Кроме того, у него, наконец- то, появилась потенциальная преемница. А ведь старик так переживал, что храм не на кого будет оставить. Ранее равнодушный, теперь Иппатий смотрел на девицу чуть ли не с обожанием.

Мира же приблизилась к духовному камню ещё ближе, прижалась к нему, попыталась обнять и коснулась лбом твёрдой поверхности.

Такого не посмел сделать даже игумен. Вернее, он попытался, но сила артефакта оттолкнута его, не позволив прикоснуться к святыне.

Поначалу княжна просто стояла рядом. Потом из древней реликвии стала струиться энергия. Шакти веры наполняло девчонку. Ее нагое тело переливалось золотистым светом и становилось все краше. И до того красивая, Мира превращалась в совершенство. Уходила угловатость фигуры, подросла грудь, округлились бёдра, слегка заострились черты лица, удлинились и совсем осветлились волосы. Но внешние изменения были лишь отражением внутренних пертурбаций.