Ходячие. Второй шаг
Шрифт:
Отъехав подальше, Стас еще раз осмотрел машину. В автомобильной аптечке бинтов не нашлось, а он потерял уже много крови. Стас обернулся. Снова лезть через разбитую витрину? Нет уж, увольте. В городе достаточно аптек.
Он покатил в сторону Наличной улицы. Выглянувшее солнце не обрадовало его. Яркий свет резал глаза, казалось, Стас совсем ослеп. Зазвенело в ухе, звук, нарастая, проникал в самые дальние уголки мозга. Джип медленно катился мимо забитого народом Ленэкспо. Что бы ни показывали в день катастрофы на выставке, зрелище это собрало большую толпу любопытствующих,
Нужно найти безопасное место и поспать часок-другой. Как выяснилось, Наличная улица для этой цели подходила плохо.
Толпа этих высыпала за ворота выставочного центра, отрезав ему дорогу к Большому проспекту. Пришлось ехать в другую сторону, а следовательно, навстречу солнцу. Назойливые пятнышки, прыгавшие в глазах, сбивали с толку. Хотелось смахнуть их рукой. Нужно ехать быстрее, ведь скоро он потеряет сознание. Но быстрее не получалось. Стас ни черта не видел перед собой. Врезавшись во что-то, он по звуку определил – человеческое тело. Джип подпрыгнул. Мозг отозвался адской болью.
Возможно, ему удастся переждать приступ дурноты на Весельной. Там нет больших магазинов, нет школ и других заведений. Лишь в торце улицы – пансионат для детей с заболеваниями опорно-двигательного аппарата, забытая богом организация, от которой все отводят глаза. Он поставит машину рядом в сквере и позволит себе отдохнуть. Умоляя мозг не отключаться, он медленно вел джип к Весельной.
Галлюцинация возникла перед ним ровнехонько на перекрестке с Карташихина. Человеческая фигурка чуть выше метра ростом с ружьем в руках. Пострадавший мозг потрудился даже придать видению знакомые черты. Стас решил – поеду напролом. Прорвусь через это бесплотное наваждение, возможно, тогда оно исчезнет. Прибавив ходу, он направил джип прямо на человечка. Галлюцинация не спешила раствориться в воздухе, отскочила в сторону и даже направила на него ружье. Рот ее открылся в беззвучном крике. Все-таки мозг пытался продолжать мыслить. Любая галлюцинация – зашифрованный намек. Символ. Отгадка. Его галлюцинация хотела его о чем-то предупредить и была им недовольна. Тонкие руки крепко сжимали ружье, явно великоватое для такого небольшого привидения.
Тело опутала сладкая истома обморока, бороться с которой не было ни сил, ни желания. Руки еще цеплялись за руль, но ему было уже все равно, куда он едет и зачем.
Открыв глаза, он увидел, что все вокруг стало зеленым. Салон машины, прежде серый, окрасился в приятный салатный цвет. Рубашка тоже позеленела. Сам воздух стал каким-то изумрудным – ветви березы, в которую он въехал на небольшой скорости, облепили лобовое стекло.
На соседнем сиденье сидел Сева. Мальчик держал ружье между ног стволом вверх. Сева жив, теперь в этом нет сомнений.
– Долго я был в отключке? – спросил Стас.
– Минут пять – десять.
– А я думал, несколько часов. Теперь хоть соображаю.
– Почему ты хотел меня раздавить? – Сева мог не знать, что такое галлюцинация, а объяснять это ребенку было ох как лень.
– Я принял тебя за этого, – просто сказал Стас.
И, придя в себя окончательно, он,
– Какого черта ты ходишь по городу один, да еще с ружьем, паршивец? Из-за тебя я решил, что сошел с ума!
– Я за подмогой. Они хотят убить папу.
– Странный этот Евгений, – Саня попытался отхлебнуть из блюдечка. Чай пролился ему на колени.
– Пей нормально, как все, – попросила Аида, – чем тебе не угодил Дороган?
– Он все время молчит. Никогда со мной не поговорит.
– Может, ему с тобой неинтересно?
– Тогда пусть валит из времянки! Сядет на кровать и молчит, как сыч. А мы же вроде как команда. Мы все должны друг про друга знать. А он никому ничего не рассказывает. Как будто он и не с нами.
– А ты вообще в курсе, что не все такие болтуны, как ты? Что бывают застенчивые, скромные люди?
– Да не скромный он. А странный. Про работу его спрашивал – говорит, это неинтересно, не о чем тут говорить. Про семью спрашивал – и это, говорит, неинтересно. Я ему: а что тогда интересно? О чем с тобой поболтать-то можно?
– Так о чем же?
– Великие люди, говорит, мне интересны. Да Винчи там, Наполеон, Менделеев. Этот… Эйнштейн. Те, кто изменил ход истории. Что-то сделал для человечества.
– Пойду отнесу Егору чай. Наверное, он уже проснулся.
– Да подожди ты со своим Егором. Ничего ему не сделается, если он подождет пять минут. Я тебе душу изливаю, а ты…
Аида поднялась и строго посмотрела на собеседника:
– Это ты подождешь. Отнесу чай и вернусь.
– Лучше ему? – спросил Саня, когда она вернулась.
– У него тихо. Значит, спит. Шер сказал, ему спать нужно, – Аида взяла сушку. – Я не стала заходить. – А что касается Дорогана, тут все понятно, – продолжала она. – Ты прости, конечно, Александр, но, похоже, у вас с ним разный уровень образованности. Ему с тобой просто не о чем говорить. Человек интересуется мировой историей, науками, а ты… водишь автобус.
– Глупости. Вот взять тебя, например.
– А что я?
– Ты тоже умная. Но нам же с тобой есть о чем поговорить. – Саня отхлебнул чаю, на этот раз из чашки.
Аида смутилась:
– Я не говорила, что ты глупый. Просто у вас с Евгением разные интересы.
– Но мужики всегда найдут о чем поговорить! О машинах, например. Он и про это говорить не хочет. Я ему: выпьем, может? Он: я не пью. И опять молчит. Я ему: давай баб наших обсудим. Обратно не хочет.
– Каких это баб вы там обсуждаете? – Аида со стуком поставила чашку.
– Я только хорошее про вас говорю, – смутился Саня. – Что вы умные. Красивые. – Помолчав, он добавил: – Некоторые так даже очень.
И посмотрел на Аиду в упор. Девушка опустила глаза.
– А Дороган – нет, не мужик. Ладно, не хочешь пить, баб не хочешь. Но помогать-то он нам хоть как-то должен? Он здоровый, крепкий. На нем пахать надо. Он ночь может не поспать, и ему хоть бы хны, я сам видел. Как робот. А он даже задницу не приподнял, когда мы поехали в город. Ты предложи: мужики, может, вам помощь нужна? Рабочие руки. Нет, куда там.