Хогбены, Ретиф, Бел Амор, Грегор и Арнольд

Я раньше как думал: армейская жизнь – это маршируй себе с винтовкой в руках да форму носи. В общем, сначала-то я обрадовался, что выберусь с холмов нашего Кентукки, потому как решил, что смогу поглядеть на мир, а то, может, и чего поинтереснее со мной приключится.

С тех пор как пристукнули последнего из Флетчеров, у нас в Пайни наступила скука жуткая, да и дядюшка Элмер все ныл, что вот зачем, мол, он прикончил Джареда

Флетчера, ведь тот был последним из клана и не с кем ему теперь будет драться. После этого дядюшка по-серьезному пристрастился к кукурузной браге, и нам приходилось гнать самогонку сверхурочно, чтобы выпивка у него не кончалась.

Однакось учитель из Пайни всегда мне твердил: любую трепотню следует зачинать с самого начала. Так я, пожалуй, и поступлю. Только не знаю я, где это самое начало. Наверное, оно пришлось на тот день, когда я получил письмо с надписью «Хьюи Хогбен». Это папуля так прочел, а он страсть как в грамоте разбирается.

– Ага,— говорит,— вот буква «X», все правильно. Это, наверное, тебе, Сонк.

Меня так кличут – Сонк, потому как я типа коренастый, да ростом не вышел. Мамуля говорит, что я просто еще не вырос, хотя мне уже почти двадцать два стукнуло, а росту во мне едва больше шести футов. Я раньше так из-за этого переживал, что тайком бегал колоть дрова – все силенок себе прибавлял. Так вот, папуля отнес мое письмо учителю, чтобы тот его прочитал, а потом примчался назад, что-то выкрикивая на ходу, как помешанный.

– Война! – орал он.— Война началась! Давай, Элмер, тащи свою железяку!

Дядюшка Элмер сидел в углу, потягивая кукурузную брагу и заодно пробуя приучить к ней малыша.

– Какая война? Кончилась она уже давно,— пробормотал он, слегка кося глазом, будто чокнутый.— Эти чертовы янки оказались нам не по зубам. Я слышал, и генерал Ли погиб…

– Как это нет войны, есть война! – упрямо возразил папуля.— Учитель говорит, Сонку в армию идти надобно.

– Хочешь сказать, мы от них снова отколоться вздумали? – изумился дядюшка Элмер, разглядывая кувшин с брагой.— А что я говорил?! Этим проклятым янки нас в свой Союз не затащить.

– Ну, про это я ничего не знаю,— пожал плечами папуля.— Ни черта не разобрал, что там болтал учитель. Но одно знаю точно: надо идти на войну.

– Собирайся, Элмер,— сказала мамуля, доставая из шкафа свою старую пушку.— Мы все туда пойдем. Не знаю, правда, какой будет прок от такого коротышки, как ты,— повернулась она ко мне,— хотя пальнуть из ружья ты кое-как сможешь.

– Ну ты даешь, ма,— сказал я, краем глаза замечая, что к нашему дому подъезжает на своем муле учитель.— Да я ж отлично стреляю.

– Ага, как же,— прокаркал дядюшка Элмер.— Парни Бойер тебя чуть не завалили, а их и было-то всего шестеро.

– Они на меня сзади набросились,— возразил я.— Но когда я отдышался, им на орехи-то досталось…

– Хватит языки чесать, балаболки,— решительно сказала ма.— Пойдем уже.

И мы все гурьбой вывалились за дверь, слегка помяв при этом учителя, но он сам был виноват, потому как не успел вовремя убраться с дороги. Но у нашей ма доброе сердце, она

тут же вернулась и помогла ему подняться. Он что-то бормотал о гориллах и буйволах, но быстро заткнулся, когда мы влили в него немного кукурузовки, с трудом вырвав ее из рук дядюшки Элмера, который никак не хотел отдавать кувшин. После этого учитель вдруг подскочил и сунул голову в ведро с водой, которое стояло на столе, но мы из вежливости не обратили на это внимания – иносранец, как-никак, все они там такие.

– Сначала вы сбиваете меня с ног,— говорит он, немного отдышавшись,— а потом вливаете в горло расплавленную лаву. О боже!

– Не выражайтесь,— говорит ему ма, кивая в мою сторону,— у меня парень подрастает.

– Если он подрастет еще немного, у него на голове можно будет строить пентхаус,— говорит учитель. Он вечно произносит всякие странные слова, которые я не понимаю.

– Мы ж вроде куда-то торопились… – рычит дядюшка Элмер, забирая назад драгоценный кувшин.

– Да нет никакой войны! – кричит нам вслед учитель и рвет на себе волосы.— Мистер Хогбен убежал, так меня и не дослушав!

Потом он принялся говорить и все говорил, говорил, пока мы наконец не уразумели, о чем идет речь. Вроде какие-то кланы в Европе передрались меж собой, и нам пора было смазывать винтовки на тот случай, если они разойдутся по-настоящему и примутся вдруг палить по нам.

– Ага, понятненько,— в конце концов сказала ма, и все мы снова навострили лыжи в сторону горизонта.

– Нет, всем нельзя! – кричит вслед учитель, сделавшись красным как рак.— В армию ведь призвали только Хьюи!

– Они бы еще нашего малыша призвали! – рявкнул в ответ па.— Сонк еще от горшка два вершка.

– Ему уже за двадцать один. А вы, мистер Хогбен, слишком стары для армии.

Па ломанулся было на учителя, но его внезапно перехватила ма.

– Тихо ты! – прикрикнула она, и па покорился, продолжая что-то ворчать себе под нос— Что ж ты так петушишься-то? Не куренок чай.

– А правда, сколько вам лет, мистер Хогбен? – спросил учитель.

– Ну, это… Честно сказать, в восемьдесят седьмом я сбился со счета,— подумав, ответил па.

– А мне сто три,— прокаркал дядюшка Элмер, но у нас в Пайни все знают, какой он врун.

Учитель зажмурился, а потом сказал каким-то странным голосом:

– Президент Соединенных Штатов подписал закон, согласно которому все мужчины в возрасте от двадцати одного до тридцати пяти лет подлежат мобилизации. Хьюи должен отслужить в армии один год, если только у него нет специального освобождения.

– Да ему ж роста не хватает,— вроде как заревновал па.— В армию таких не берут.

Но ма задумчиво сказала:

– Раз президент просит, значит, так нужно, Сонк. А теперь садись рядом с учителем, и пусть он тебе растолкует, чего от тебя хотят.

Я так и поступил, и мы вместе принялись заполнять бумагу, которую мне прислал президент. Пришлось, правда, немного повозиться, потому как к нам все время лез дядюшка Элмер, но через некоторое время учитель схватил кувшин с кукурузовкой и порядком глотнул оттудова.