Хохмачи
Шрифт:
Стряхнули на пол – головы, хвосты…
Короче, двадцать лет не убирали,
Хоть совестью при этом все чисты!
Глава двенадцатая
Фома согласен полностью с Еремой:
– Не ищут тут гламур и витражи
Кому ковровая дорожка та знакома,
Приводит что во власти этажи.
– Вот и выходит, что главнее нету
Сейчас и тут, чем мы с тобой, Фома!
– Подвел итог Ерема. И котлету
Засунул в рот
Да закусить не вышло с аппетитом,
Как и Фоме – кусал, кто сала шмат,
Так как влетела к ним с вечерним светом
Особа, не скупясь на брань и мат…
Глава тринадцатая
Визит ее совсем не ожидали,
Ни председатель, и не бригадир,
А также те, кто славно уплетали
Копчено-жареный для выпивки гарнир.
Не упредив, из отпуска по родам
Техничка вышла ради трудодней
И то, что их причислили к «уродам»,
Друзья в тот миг узнали без затей.
Других названий слушать не желали,
Когда взметнулись, голову сломя.
Не озираясь, все еще бежали,
Как хлыст, бывает, напугал коня.
Эпилог
Был инструмент иной, но столь же грозный:
Метлу познали шутников бока.
С тех пор усвоил точно люд колхозный:
Последним празднует, чья тяжелей метла!
Новые веяния
Пролог
У каждого свой в жизни символ веры:
Одни склоняют голову когда
К начальству важному их приглашают в сферы,
Иные ценят результат труда!
И прежде чем за молоток схватиться,
Другой рукою плотно гвоздь зажать,
Такие успевают помолиться,
Чтоб после ничего не исправлять.
«Атеисты»
Ещё мальцом Ерёма в атеисты
По воле окружающих попал.
Как барабанщик был тогда неистов,
А также в горн сигналы подавал.
То звёздочку носил он октябрёнка,
То галстук грел ярчайшим кумачом.
Была того же плана работёнка
В бригаде комсомольской с кирпичом.
Фома не отставал. Он как приятель
В тимуровцах прославиться успел:
Где ягоды росли, был на подхвате –
Горсть рвал в ведро, а две – попутно ел.
На стройке вёл учёт в соревнованье –
В блокнотик результаты заносил.
О чём докладывал задорно на собранье
И с жаром свою речь произносил.
Бывало, шли обратно при наградах.
Ерёма нёс ударника значок.
Карьера
Фома ж печатал шаг как на парадах
С иным прицелом на такой почет.
Путевку льготную не жаль для активиста.
Тем более – талон на дефицит!
И стала речь изящна и цветиста,
Когда Фома с трибуны говорит.
Но кончилась «эпоха говорильни» –
Построить коммунизм не удалось.
Казалось бы – пропагандиста крылья
Пора в чулан – повесить там на гвоздь.
Да не такой характер у партийцев,
Кто шел в ячейку выгоду искать.
При новой власти этих граждан лица
Опять в президиумах принялись мелькать.
Приспособленец
Ерёма смену отстояв с зубилом,
Пошел домой, перекрестясь на звон,
Где запах ладана курился над кадилом
И православные сошлись со всех сторон.
Вечерней службы тоже не чураясь,
Зашел и он под сень «Златых ворот»,
А там, заслуг давнишних не стесняясь,
Стоит Фома и даже свечку жжет!
«Был атеистом, – заявил он другу. –
Теперь в ином мне слава и почет.
И нас таких полным-полно повсюду.
Ведь, совесть не поставишь на учёт.
Честь смолоду
О том, что вечного на свете не бывает,
Еще Шекспир со сцены утверждал.
И снег весной под солнышком растает,
И – долг в бумажнике, вчера, что только брал.
Тем более, не уцелеть вовеки
Тому, кто ходит, бегает, лежит.
Одна душа бессмертна в человеке,
Коль незапятнанной её он сохранит!
Недопенсионеры
Фома не скуп на проявленье веры.
И перекрестится, чтоб клятву закрепить.
А в остальном – как чистый лист фанеры –
Напишут что, так будет и твердить.
Услышал как-то доброе известье,
Мол, стали дольше жить по всей Руси
И те, имеет кто своё поместье,
И люд из обывательской смеси.
А потому был рад себе намерить
Судьбу длиннее, чем вчера желал.
Осталось только правильность проверить
Того, что диктор браво утверждал.
Помолодевший стаж
Ерёма тоже слышал передачу
Про жизни рост – в своей родной стране,
Но не отвлёкся и на суп горячий,
Дослушать, чтоб и в курсе быть вполне.
А дальше вывод был под стать отравы:
Живём, коль, дольше, то пора менять
И срок, когда на пенсию по праву
В рабочем можно коллективе провожать!
Не стать моложе ветеранам новым,
Наоборот – старее вид лица,
Но если сказано официально слово –
Конец ознакомительного фрагмента.